– Привет труженикам уголовного фронта! Хулиган, кто-то твоему кенту усекновение главы произвёл. Надо на опознание съездить.

– Что такое усекновение?

– Да голову отрезали, блин, Рябе. Давай скорее. Подъедешь, дежурному скажи, чтоб нам позвонил.

– Какой необразованный криминальный контингент пошёл, – возмутился Варкун.

– Ты на себя-то посмотри, до сих пор твою «микрофилию» забыть не могу.

Это Варкун как-то в разговоре решил блеснуть эрудицией в знании, кто такой некрофил.

– Может, пока чаю хлебнём?

– Давай. Хулиган после вчерашнего долго будет собираться.

– Родька, ты уверен, что это Коля Ряба? – отхлёбывая из стакана, спросил Родин.

– Да ты чё, Серёга, сам же видел. Это его башка. А в двойников я не верю.

– Нестыковок как-то много. Вот тело как будто не его, и рост, и комплектация… Мне ещё Валя с информационного сказала, что у Рябы была баба на предплечье наколота, а у трупа – роза.

– Серёга, что ты за человек, постоянно сомневаешься! Плохо тебе, что ли? Сейчас всю братву их соберём, колонём – и делу конец.

Зазвонил телефон: звонил дежурный, который сообщил, что подъехал Слюсарев – в простонародье Хулиган. Это известие прекратило спор друзей, они собрались и вышли из кабинета. Внизу возле дежурной части стоял Слюсарев, Родин завёл его в допросную. Нужно было перед опознанием уточнить несколько деталей.

– Ты помнишь, во сколько и с кем Рябченко ушёл из кабака?

– Точно не скажу, все уже угашенные хорошо были, по моим прикидкам, около трёх ночи.

– А с кем он ушёл?

– Да ни с кем, мы вышли с ним на улицу, он сказал «мне хватит» и уехал на такси.

– Что за такси было?

– Точно не помню, но вроде хачик на зелёной семёре. Он постоянно пасётся возле «Полёта». – Слюсарев поморщился от головной боли и, растирая виски, спросил: – Мужики, может, кто другой съездит, а? Вон Сохатый тут рядом живёт…

– Хулиган, ты чё – зассал, что ли? – поинтересовался Варкун.

– Да хреново мне после вчерашнего, боюсь вывернет.

– Раньше надо было бояться, когда каку кушал. Некогда нам, поехали.

Сев в служебную машину, Варкун кивнул Родину:

– Пока всё совпадает, и по времени тоже. – Родин промолчал, сделав вид, что не слышит, и продолжил разговор со Слюсаревым.

– Ряба с кем-то цеплялся, когда в кабаке был?

– Вы что, Рябу не знаете? Как напьётся, так все козлы, один он Д’Артаньян. Так это всегда бывает, внимания никто не обращает уже. Ну официанту в бубен дал за то, что тот у него рюмку перевернул. В общем, ничего выдающегося.

Когда подъехали к моргу, на крыльце стоял Закин в окровавленных перчатках и с удовольствием затягивался сигаретой, держа её хирургическим зажимом.

Хулиган кивнул на табличку, на которой было написано «МОРГ» и произнёс:

– Всегда, когда вижу это слово, удивляюсь – почему именно морг?

– Тёмный ты человек, Слюсарев, – ответил Родин. – «Морг» – это аббревиатура, расшифровывается – «место окончательной регистрации граждан».

– Ты серьёзно? Я думал, морг, потому что мёртвые, место окончательной регистрации… сука, аж мурашки по коже… лучше бы не знал.

– Так для тебя и «моменто море» означает «мгновенная смерть».

– Само собой, а что не так?

– Конечно, нет, это выражение переводится «Помни о смерти».

Варкун заглушил машину, открыл дверцу.

– Привет, Закин, как там наш труп, не ожил? – схохмил он.

– Как говорил отец народов – «береги голову, без головы человек совсем инвалид», – философски изрёк Закин, приглашая внутрь.

В мертвецкой на полу лежал уже знакомый труп без головы, рядом в обыкновенном мешке из-под картошки лежала голова.

Варкун поднял мешок, вытряхнул голову, и она покатилась по полу как мячик. Родин ловким движением подхватил её и, подняв за волосы, приставил почти в упор к лицу Слюсарева хладнокровно спросил: