Наученный предыдущим опытом Эзоп сразу заподозрил, что друг-писатель собирается беззастенчиво эксплуатировать его интеллект и начнет приставать с заковыристыми вопросами на предмет человеческой психики, причем, психики извращенной и странной, – в которой, честно признаться, сам черт ногу сломит, не говоря уже о современных психологах и психоаналитиках, пусть даже дипломированных. Одновременно ему было любопытно, с чем на сей раз пожалует приятель, размышления которого порой интересовали его не только как специалиста, но и как философа-любителя. Дело в том, что озвучиваемые Александром вопросы относительно человеческой натуры часто бывали не только парадоксальными, но и весьма настораживающими с точки зрения традиционной психиатрии. И хотя он считал приятеля вполне адекватным, в слове «писатель» присутствовало для него нечто шизофреническое и оттого привлекательное. Как психолога и психиатра, интересующегося проблемами творческого воображения, именно это более всего и занимало Эзопа. В общем, интерес был обоюдный, быть может, поэтому они и «не раззнакомились» после окончания школы, когда у каждого наметился свой путь.

Осенняя погода продолжала радовать несвоевременным теплом и отсутствием дождя, так что до кабинета известного психоаналитика и по совместительству друга Александр решил прогуляться пешком; кстати, по дороге и бутылочку хорошего коньяка взять можно.

Выйдя из дома в районе пяти, он миновал арку и тотчас оказался в людском водовороте Невского проспекта. Солнышко ощутимо пригревало, однако легкие перистые облака раскинулись во все небо и предвещали скорую перемену погоды, что было неудивительно. Удивляло другое: теплая и солнечная погода на протяжении нескольких дней подряд, не свойственная осеннему Петербургу. Отвечал за эту природную аномалию Скандинавский антициклон, застрявший на Северо-Западе и очень медленно смещавшийся к Уралу.

Перекинув через плечо сумку, Александр нацепил на нос солнечные очки и неторопливо зашагал в сторону Аничкова моста, наслаждаясь суетой обожаемого города. По тротуару в противоположных направлениях сновали толпы людей, некоторые ехали на гироскутерах и самокатах, причем на немалой скорости, каким-то почти мистическим образом избегая столкновений с обычными пешеходами. Пребывание в толпе вызывало у него особое чувство сопричастности к этому городу и горожанам. Он ощущал себя крохотной частицей целого, муравьем в сонме других таких же муравьев, создающих и поддерживающих жизнь этого гигантского человейника.

На Аничковом мосту он задержался и, облокотившись о перила, стал смотреть на серо-свинцовую воду, в которой отражалось небо и гигантские перья облаков. Впрочем, продлилось это недолго, скоро он встрепенулся и не без сожаления вернулся в реальность шумного Невского, что не помешало ему в тысячный раз с восторгом подивиться на коней Клодта.

От площади Восстания с ее вечной толчеей возле Московского вокзала он по Лиговскому проспекту направился к Некрасовскому саду. По дороге заглянул в винный магазин и купил бутылку Метаксы. Задумался о чем-то и сам не заметил, как очутился на Греческом проспекте, где его всегда искушал один магазинчик, торгующий всевозможными сладостями. Приближаясь к нему, всячески убеждал себя, что должен вести здоровый образ жизни, не забывать о сахаре крови, давлении и прочих вещах – следовательно, исключить из рациона сладости, к которым с детства питал слабость. С гордо поднятой головой миновав привлекательный магазинчик, он постоял на светофоре, пережидая красный свет и, когда загорелся зеленый, вдруг резко развернулся на 180 градусов и твердым шагом направился к заветной вывеске «Сладкоежка».