– Время, Сеня! Опаздываю!
Она собрала светлые волосы в длинный хвост, закрепила заколкой.
– Нет, ещё половина восьмого, – возразил домовой. – А без пятнадцати восемь за вами обычно приходит Рафаэль. Милый, кстати, юноша. И симпатичный. Почему вы до сих пор не отвечаете на его чувства? Вышли б замуж! Хоть он и безродный совсем… но это лучше чем совсем никого!
– Сеня, я тебя умоляю, – засмеялась Ровена. – Я на службе. И дурной тон – называть человека безродным. Сирота – так правильно.
– Ну, уж как есть, сирота безродный, – передразнил её домовой. – Но матушка ваша примет и такого. Сказала: лишь бы человек был хороший. А то так и останетесь старой девой!
Сеня даже насупился:
– Она же каждое воскресение о том спрашивает. С меня спрашивает! Почему нет жениха у дочери? Что ж мне, силком вас заставлять?
Ровена прятала лицо над кружкой, чтобы не обидеть Сеню улыбкой. А тот не сдавался:
– Служба у вас. У матушки вашей шок был, когда вы в стражи вознамерились, а теперь и про замужество молчите.
Ровена хмыкнула:
– Театра было больше, нежели шока. Отыграла инфаркт, получила овации от семьи, да и всё на этом. Ты ей намекни при случае, что подам прошение о переводе в спецподразделение стражей ФАЭБ…
– Тьфу! – отреагировал Сеня. – Не намекну!
Ровена расхохоталась, поняв, что это будет последнее в жизни домового действие. Маман не простит ему, что не уберёг единственную дочь. Но насчёт прошения она не шутила. Давно собиралась подать, да кое-что мешало. Привязалась. Вот бывает же так, привязалась к месту, к работе, к людям, к парням своего отделения. Особенно к одному. И мысли о том, что придётся оставить любимое дело, пусть и ради более важного занятия, пусть и ради карьеры, всё же были тяжелы. Да и половина семьи, в лице матушки, тётушки и Сени, отчаянно сопротивлялась.
– Фи! Вам скоро тридцать! – домовой шёл в наступление. Прижал пухлые губы к большому волосатому носу и шумно выдохнул: – В Арабию скоро можно будет летать без сопровождения мужчин. Старухам вроде вас.
На его, и без того смешном лице, смотрелось уморительно. Настолько, что Ровена расхохоталась.
– Мне бы обидеться, – сказала она между глотками чая. – Но я знаю, к чему ты. Домовиха Рафаэля?
– Нет. Что это вы так решили? – Сеня разыграл удивление.
– Знаю я всё, – подмигнула ему Ровена. – Выдашь меня за Кайсарова, и съедемся с твоей дамой сердца.
Домой чинно хмыкнул и перевёл разговор на другую тему:
– Пирог, госпожа. Отказы не принимаю!
Сеня достал из печки противень с раздутым пирогом.
– Творожно-сметанная начинка, ваша любимая.
– О! Когда это я отказывалась от сладкого? – Ровена схватила кусочек с пылу с жару и даже не стала укладывать на тарелку. – Это чудо!
– Не ешьте всухомятку.
– Не ем, – Ровена сделала последний глоток чая, опустошив кружку, подхватила руножилет со спинки стула, боевой рунабр и помчалась к дверям.
– Всё, я ушла. Сеня, спасибо за пирог! И чай превосходный!
– Всегда пожалуйста, – улыбнулся домовой.
Входная дверь хлопнула, и шаги молодой женщины стремительно удалились вдаль по улице.
***
Район оживал с рассветом. Окна домов уже были раскрыты, домовые выставляли цветы под утреннее солнце и провожали за порог своих подопечных. В этой части города жили офицеры корпуса стражей и сотрудники технических служб. Несколько улиц одной огромной компании.
Рафаэль Кайсаров сидел за летним столиком на террасе своего дома с чашкой кофе. Уже в идеально отглаженной тёмно-синей форме, застёгнутой на все пуговицы, и руножилете, туго затянутом по стройной фигуре.
Ждал без пятнадцати восьми, и наблюдал за дверью дома командира Бельской, расположенного чуть дальше по улице на противоположной стороне. Если она не появится в ближайшие минуты, нужно будет идти за ней. Но дверь наконец распахнулась, Ровена вышла и торопливо зашагала в сторону Рафаэля, не глядя на дорогу и быстро соединяя на ходу контакты застёжек руножилета. Благо, руки от долгой привычки делали это автоматически. Когда новички также халатно щёлкали по заклёпкам и попадали не в те контактные разъёмы, энергосхема руножилета немедленно выдавала блокировку. И снятие с дежурства тогда было обеспечено.