– И что же с ним не так?
– Он читает мысли собеседника и, причем, на каком бы языке тот ни говорил, он будет знать, о чем он думает. Я воспитаю из него для себя замену.
– Очень хорошее качество. Но и позавидовать ему нельзя.
– Поэтому его надо успокоить, направлять и учить.
– Понятно. Значит, надо ожидать неожиданностей и от других.
– Непременно.
Стемнело, жрец проводил Анатолия до ворот и на прощание сказал:
– Боярин, а тебе необходимо поменять имя. Нет у русичей и скандинавов имени Анатолий.
– Об этом я подумаю завтра.
4
Лучи утреннего солнца ворвались через оконное стекло в комнату, прямиком упали на лицо. Андрюха, дернувшись, открыл глаза. Полежав немного, блаженно потянулся всем телом. Из открытой форточки в комнату поступала приятная прохлада. Пошарив рукой по тумбочке, стоявшей сбоку от кровати, наткнулся на телефон. Поднеся его к глазам, нажал кнопку.
– Етическая сила, – заорал он, сбрасывая одеяло на сторону и пружиной выскакивая из кровати, при этом говоря сам себе, будто стороннему собеседнику: – Через сорок минут построение. Опоздаю, опять Владимировичу за меня достанется, – мечась по своему холостяцкому жилищу, он в темпе напяливал на себя камуфлу, впихнулся в берцы, завязывая их практически на ходу.
«Вчера, кажется, не поздно разошлись, да и выпили совсем чуть-чуть. Проспал и будильник не звенел», – уже мысленно рассуждал он.
Прыгая по лестнице через ступеньку, промчался мимо дежурной по общежитию, на ходу крикнул:
– Здрасьте, теть Зин.
Дежурная по этажу, Зинаида Ивановна, полная дама бальзаковского возраста, с интересом наблюдала поверх очков, как Андрей сверху вниз штурмовал лестницу, словно полосу препятствий. На стук закрывающейся за ним входной двери, с опозданием произнесла:
– Здравствуй, Андрюша.
Пробежав мимо комендатуры, служившей сразу и кабинетом коменданта гарнизона, и бюро пропусков, и проходной КПП жилого городка, отмахнулся правой рукой в ответ на воинское приветствие дневального, стоявшего у турникета. Подбежав к своей «девятке», поковырявшись в дверном замке ключом, открыл дверь, уселся в машину. Минуты неумолимо уходили. Рванув с места, помчался вдоль бетонного забора городка, замечая на ходу, как впереди, через серую глыбу бетона, на дорогу спикировал друган Леха.
Леха – женатик, живущий в пятнадцатом доме, с кем они вчера горланили песни под гитару. Приземлившись в позе орла на гнезде, скривил лицо, будто глотнул несвежей водки, однако сразу же губы на его лице расползлись в улыбке.
«Если опоздал, то не один. А в компании звездюлей от „командующего“ получать легче».
Крут был Александр Васильевич, но отходчив, за это, в общем-то, и отношение к его недостаткам у народа было позитивным, то ли дело первый зам, подполковник Дьяконов, уж тот, если вставит пистон, так потом неделю, считай, «задница болит». А так как Андрюха по натуре своей был раззвездяй, то соответственно за время совместной службы и «пятая точка» у него была развальцована шире плеч. Временами, когда его молодой организм, естественно в нерабочее время, подвергался перегрузке алкогольной продукции, в воспаленном мозгу созревали мысли.
«Купить метров пять белого полотна, написать на нем большими синими буквами „МЫ ЛЮБИМ ТЕБЯ, ИГОРЬ ПЕТРОВИЧ!!!“ и по-тихому повесить над входом в штаб. Чтоб на утреннем построении все полюбовались на чье-то художество. Произведение армейского зодчества, естественно, немедленно бы сняли. А вот на следующее утро фразу изменить – „ПЕТРОВИЧ, МЫ ВСЕ РАВНО ЛЮБИМ ТЕБЯ“, вряд ли дежурная служба додумается, что ночью кто-то повторит финт ушами. Для третьей ночи у Андрюхи тоже было заготовлено послание: „ПЕТРОВИЧ, НУ ТЫ ПОНЯЛ ДА!..“, авось не поймают».