Едва дыша, Джанлукко добрался до знакомого строения и замер, прислушиваясь. Женщина пела мягким грудным голосом, малыши еще возились, что-то бормотали, но было понятно, что они вот-вот уснут, подчиняясь магии женского голоса. Не желая тревожить детей, молодой Джанброцци прошел дальше, к родничку. Присел на скамью, задумался, любуясь звездами, и позабыл о времени.

Очнулся он, когда из темноты вырезался острый силуэт и подошел к роднику. Черное платье и черное головное покрывало резко оттеняли белую кожу лица, рук, красивую шею и… нянька приподняла юбки и тщательно вымыла в каменном корыте ноги, смывая дневную усталость. Потом умыла лицо и шею, пригладила выбившиеся волосы и ушла обратно к беседке, не заметив Джанлукко. А он забыл, как дышать. Его внезапно и сильно потянуло к этой спокойной печальной женщине с красивыми руками и белой кожей. Захотелось сдернуть с ее волос вдовий платок, заглянуть в глаза, прижаться губами к жемчужно мерцающей коже…

Джанни так и просидел бы у родника до утра, но к воде пришла шумная компания – освежиться перед уходом домой, и он тихо и незаметно ушел по знакомой тропке к дому.

После пира жизнь купеческого дома вошла в прежнюю колею. Лето отцветало, вся семья занималась заготовкой овощей и фруктов на долгую дождливую зиму. Даже малыши садились рядом со своей нянькой, лущили фасоль, бобы, низали на длинные нитки кисти зеленоватого раннего винограда и смоквы. Вся семья в такие дни собиралась во дворе, заполняя кладовые плодами сада и виноградника. Синьора Джиневра строго следила за тем, чтобы каждый получил свою долю работы и выполнил ее.

Джанлукко редко удавалось посидеть вместе со всеми, перебирая виноград или оливки. Отец водил его с собой на рынок, на склады, учил отбирать товар на ярмарках, подписывать договоры и уличать нечестных торговцев, желающих подсунуть порченный товар. Наследнику приходилось крутиться как белке в колесе, и он крутился, но совершенно перестал бывать в компаниях, пить вино с друзьями и веселиться. Синьора даже шутливо упрекала мужа, что он не дает сыну времени на развлечения, а тот лишь отмахивался:

– Успеет еще! Сейчас время упустить нельзя! Самый сезон!

Записи, договоры, покупки… Старший Джанброцци мечтал отправить зимой на север еще один караван – с изюмом, оливками, вяленым инжиром и оливковым маслом. Еще на севере охотно брали лекарственные травы, морскую соль, пряности, шелка для свадебных платьев и ленты для кос. Жаловали северные мореходы и крепкие конопляные и льняные веревки, краски для тканей и хорошее оружие. Впрочем, Джанброцци оружием не торговал, считая это делом неразумным и слишком опасным.

Сын с отцом не спорил, но иногда задумчиво рассказывал что-то из своей первой поездки с караваном:

– Алые платья у них носят молодые жены целый месяц после свадьбы, да и потом на все праздники целый год надевают. А уж если молодка сына родит, то из того платья нарежет лоскутов и на все остальные платья нашьет, чтобы еще сыновья были. Так что красные ткани туда нужно везти такими кусками, чтобы на замужнюю женщину, ждущую ребенка, хватало.

Батиста кивал и делал пометки в отдельном свитке.

– А голубые ткани у них редкость. Очень северяне этот цвет любят и покупают ткань для юных дев. Жены часто носят зеленый. Мужчины тоже любят принарядиться, но больше украшениями сверкают да хорошим оружием. А вот на плащи яркой ткани им нужно. Только солидной, с узорами!

И так спокойно и ровно Джанлукко все это объяснял, что к нему и другие купцы стали прислушиваться да в караван проситься. А старший Джанброцци и рад – чем больше караван, тем больше шансов добраться до места и вернуться живыми!