Они разделились прямо напротив её подъезда, и стали удаляться в противоположных направлениях. Фигура одного из участников разговора чем-то напоминала детскую. Трое, включая предполагаемого Бродягу и ребёнка, направились к Яме, и Альке пришлось высунуться из окна по пояс, чтобы разглядеть, как они, один за другим, спускались туда, перебрасываясь между собой какими-то тихими фразами. Последний же участник разговора вместе с собакой нырнул в сквер перед домом.

Алька немного подождала, что будет дальше. Её волосы уже довольно сильно вымокли под дождём, а вцепившиеся в подоконник руки окоченели. Из Ямы не доносилось ни звука, а три человека, спустившихся туда, назад так и не возвратились. Алька отошла от окна и взглянула на часы – полвторого ночи. «Надо спать, а то завтра в школу не встану», – подумала она, поудобнее устраиваясь в кровати, и подтыкая одеяло вокруг себя, чтобы не оставалось ни одной щёлочки. Только она начала проваливаться в сон, как прямо перед окном раздался зычный посвист и пронзительный хриплый крик:

– Тарзан, ко мне!

Алька вздрогнула и окончательно проснулась. За окном продолжал надрываться прокуренный мужской бас, призывая невидимого Тарзана. Алька вспомнила, что так звали коричневого поджарого добермана, которого иногда привозили к соседскому пьянице. Дочь пьяницы жила от него отдельно и периодически уезжала в командировки. Собаку на это время оставить было не с кем, и ей приходилось отправлять Тарзана на побывку к своему отцу, деду Зыбе. Почему жители дома окрестили деда именно Зыбой, Алька не знала, знала только, что за время проживания деда Зыбы в их доме, трезвым его не видели ни разу.

Зыба был отставным военным и вдовцом. Оставив службу, он как раз переехал в дом, где жила Алька, ударился в беспробудное пьянство и в жизни больше никакого режима не соблюдал. Мог днями не выходить из квартиры или пропадать куда-то на неделю-две. Когда ему привозили собаку, он как-то немного собирался и ежедневно выводил Тарзана на прогулку. Однако предположить заранее, в какое время Зыбе взбредёт в голову погулять со своим питомцем, было никак невозможно. Он мог вывести пса в любое время дня и ночи. Прогуливаться Зыбе было лень, поэтому он просто выходил из подъезда, спускал пса с поводка, и тот стрелой мчался в сквер. Далее Тарзан на какое-то время полностью забывал о Зыбе, яростно нарезая круги по скверу и не отзываясь ни на какие Зыбины команды.

Этажом ниже Альки вдруг раздался грохот распахиваемого окна, и донеслось угрожающее:

– Эй, мужик!

– Чего? – с готовностью отозвался Зыба.

– Ты вот можешь в два часа ночи со своей собакой гулять, и не свистеть? Не орать?

– Могу!

– Давай, мужик!!

Окно захлопнулось. Всем жителям дома, не исключая Зыбу, было хорошо известно, что дядя Саша, Алькин сосед этажом ниже, слов на ветер бросать не любил. Спокойная уверенность его тона ничего хорошего Зыбе не предвещала. Но, как ни странно, ровно через секунду, будто в пику дяде Саше, Зыба вновь пронзительно засвистал. Не успел его свист оборваться, как окно вновь распахнулось.

– А вот я тебе сказал, чудило старое. Если ты ещё раз, мразь вонючая, свистнешь, я завтра тебе и твоей собаке все ноги переломаю!

Алька прыснула, и зажала рот рукой, чтобы не рассмеяться вслух и не переполошить родителей. Посторонние звуки на улице стихли, даже ветер как будто прекратился. Слышна была лишь барабанная дробь дождя о железный карниз. Алька любила дождь, обычно его звуки убаюкивали, но сегодня она всё никак не могла успокоиться и еще долго тихонько посмеивалась, представляя, как, должно быть, испугался Зыба предстоящей расплаты за нарушение дяди-Сашиного сна.