Спящий часовой, Картер Друз, уроженец Виргинии, был единственным сыном состоятельных родителей, привыкшим к той легкости, манерам и уровню жизни, какие только могли себе позволить богатые люди с хорошим вкусом в горном краю Западной Виргинии. Его родовое гнездо располагалось всего в нескольких километрах от места, где он сейчас лежал. Однажды утром Картер встал из-за стола после завтрака и тихо, но серьезно заявил:

– Отец, полк Союза прибыл в Графтон. Я намерен присоединиться к нему.

Отец немного помолчал, глядя на сына, а затем ответил:

– Что ж, ступай. И что бы ни случилось, выполняй то, что считаешь своим долгом. Виргиния переживет твое предательство. Если мы оба останемся живы до конца войны, то еще поговорим об этом. Тебе, наверное, известно, что твоя матушка находится в критическом состоянии – в лучшем случае она проживет несколько недель, и это время бесценно. Не будем ее беспокоить.

Картер Друз с почтением поклонился отцу, ответившему на поклон с величавым спокойствием, за которым скрывалось разбитое сердце, покинул дом и отправился на службу. Вскоре его преданность, отвага и лихие подвиги принесли ему добрую славу среди боевых товарищей и офицеров. Именно благодаря этим качествам, а также знанию местности, он был отправлен в дозор на опаснейший пост. Однако усталость поборола чувство долга, и Картер задремал.

Какой ангел (добрый или злой) посетил его в сновидениях и оборвал преступный сон? Без движения, без звука, в абсолютной послеполуденной тишине и истоме незримый посланник судьбы прояснил его разум и шепнул таинственное пробуждающее слово, которое никогда не срывалось с человеческих уст, никогда не всплывало в человеческой памяти. Солдат бесшумно поднял голову и взглянул сквозь стволы лавровых деревьев, машинально сжав правой рукой приклад винтовки.

Первое, что он почувствовал, – восторг художника. На колоссальном пьедестале утеса, застыв на выступающем краю плоского камня и четко выделяясь на фоне неба, возвышалась величавая статуя всадника. Изваяние человека сидело на изваянии лошади, прямо и по-военному, но со спокойствием греческого божества, высеченного из безжизненного мрамора. Серая форма хорошо сочеталась с воздушным фоном, металлический блеск снаряжения и упряжи смягчила тень. На шерсти коня не было ни единого светлого пятнышка. Поперек луки седла лежал карабин, ствол которого резко уходил в перспективу. Правой рукой всадник придерживал ружье за приклад, левую руку, сжимающую поводья, не было видно.

Профиль лошади выделялся на фоне неба в мельчайших подробностях, а ее взгляд устремился сквозь воздушное пространство к утесам, виднеющимся вдали. Седок повернул голову. Он смотрел вниз, в долину. Видны были только очертания его виска и бороды. Взбудораженное присутствием врага воображение солдата придало фигуре исполинские, титанические пропорции.

На мгновение Друз испытал странное, смутное чувство, что он проспал всю войну и теперь смотрит на благородное произведение искусства, воздвигнутое на этой вершине в память о деяниях героического прошлого, в которых он принял не самое достойное участие. Это чувство развеялось, когда «группа» пошевелилась: лошадь, не переступая, отклонилась от края утеса, человек остался неподвижен. Опомнившись и внезапно поняв, в каком опасном положении оказалась его армия, Друз аккуратно подтащил к себе винтовку, ухватив ее за ствол, взвел курок и прицелился в грудь всадника. Одно движение спускового крючка – и для Картера Друза все закончится благополучно. И тут всадник обернулся и посмотрел в сторону затаившегося противника – казалось, он видит часового, смотрит ему в глаза, заглядывает прямо в бесстрашное, сострадающее сердце.