Егор, сделав широкий круг, снова оказался на Варварке, но он уже не подходил близко к синим воротам, чтобы не попадаться на глаза тому холопу – с внимательными глазами. Ходил себе по диагонали – в самых разных направлениях, изредка покрикивая:

– Налетай, родимые, расхватывай! Пироги подовые, медовые! С зайчатиной, с горохом, со свиным боком! Подходи, православные, пироги славные!

Может, скороговорки эти работали, может, Лушкин поварской талант тому виной, но народ подходил, исправно платил просимые копейки, некоторые, попробовав, даже говорили добрые слова и покупали ещё…

Наконец, вдали показалась повозка доктора. Егор тут же отошёл в сторону, прикрыл лицо рукой, наблюдая сквозь пальцы за улицей. В боковом окошке мелькнуло лицо герра Фогеля – очень озабоченное и даже – откровенно испуганное…

– Что ж! – тихонько пробормотал себе под нос Егор. – С этим всё понятно – более-менее…. Ладно, теперь ещё раз сделаем кружок и зайдём с другой стороны, дом-то у нашего боярина – угловой…

Он узким переулком снова подошёл к высокому (два метра с небольшим), забору, ограждавшему княжеский двор Одоевских. В переулке было очень тихо, пыльно, тоненько попискивали комары, изредка о чём-то перекликались мелкие пичуги.

– Смотри-ка ты, ещё одни ворота! Скромные только такие, узкие, одностворчатые, – тихонько удивился Егор. – И натоптано то как! Причём, только с одной стороны…

Действительно, от ворот до Варварки переулок был достаточно сильно заросшим лебедой и подорожником, а в противоположную сторону вела очень хорошо натоптанная тропа, судя по многочисленным отпечаткам подков на чёрной земле – конная.

В метре от этих тайных ворот росла высокая и толстая вишня, ветки которой были густо увешаны мелкими красными ягодами. Егор долго раздумывать не стал: поставил лоток с оставшимися пирогами на землю, закатал рукава рубахи, поплевал на ладони, ловко полез вверх по шершавому стволу. Поднялся метра на три и насторожённо замер, прячась в густой зелёной листве: где-то совсем близко кто-то громко и надсадно кашлял.

«Ага, это из открытого окна второго этажа!», – понял Егор. – «Дальше лезть не стоит, заметят ещё…».

– Ох-ти, Степан Семёнович, где ж ты простыл так-то? – потёк медовой патокой подобострастный голосок. – Ты микстурку то немецкую пей, милостивец, оно и полегчает!

Послышалось горькое бульканье и тихое причмокивание, ещё через полминуты жёсткий, слегка свистящий голос облегчённо произнёс:

– Фу, отпустило! Мокроты отходить начали, знает Фогель своё дело, знает, гадёныш.… Будем думать, что и наказ мой выполнит, сделает всё, как приказано ему…

– Сделает, князюшко! – заверил медовый голосок. – А, еже ли что, то я его, старого колбасника, ужо попользую по-своему, так – попользую…

– Уймись, Мишка! – недовольно прикрикнул Одоевский (кто же ещё – раз Степан Семёнович?). – Сюда лучше слушай…

– Слушаю, князюшко, слушаю!

– Сегодня ночью без меня поедите на тракт. Делать так. Морды обмотайте тряпками, или наденьте маски – у кого есть. Когда ярославский обоз возьмёте, то пару ямщиков и купчишек – оставьте в живых, а Матвейку Шошина – величайте Львом Кирилловичем. Понял? Громко величайте, чтобы те дурики крепко запомнили…, – князь Степан опять зашёлся в сильном приступе лающего кашля.

– Отойди, милостивец, от окошка! – тут же заныл Тыртов. – Отойди, Христом Богом прошу, продует ведь…

Встретились за «рачьими» рядами, возле серого купеческого амбара, в чугунных дверных петлях которого висел полупудовый бронзовый замок.

– Ну, докладайте, орлы! – велел Егор. – Да не суетитесь, расслабьтесь, времени у нас ещё много. Вон – завалинка подходящая. Присядем…