Он что, посмел иронизировать?

Мариус холодно улыбнулся в ответ. Ничего, пусть. Раз уж его определили в эту дыру приором, он сделает все, чтобы в головах роутонцев возникали только правильные мысли. Надо будет запросить с десяток стражей, чтобы воспитательная работа шла веселее.

Девку притащили быстро. Мариус только мельком глянул – маленькая, тощая. Даже истощенная. Лицо под спутанными волосами белое как мел, исчеркано кровавыми дорожками. Ну, Мариус знал, как магия печати действует на двуликих. Хорошо еще, что собственной кровью не захлебнулась. Губы синие, дрожат. И запястья в наручниках, а пальцы худые, грязные. Птичьи лапы, а не руки. Вообще, он бы никогда не подумал, что это особь женского пола. На вид забитый пацан лет пятнадцати. Только вот чутье стража, привитое в Надзоре, сразу дало понять – девка. В латаных штанах, грязной рубахе и порванной жилетке. Но девка.

Судья Брисс поднялся, окинул взглядом присутствующих.

– Назовите себя, фье[1].

Воцарилось короткое молчание. А Мариус внезапно почувствовал на себе взгляд двуликой. Ему не хотелось оборачиваться, не хотелось марать себя, глядя на тварь, но все же обернулся. У нее были большие блестящие глаза, темно-серые, как графит. И чернильная печать Надзора во всю левую щеку, вязь священных символов, дающих власть над тварями двуликими.

Мариусу очень не понравился ее взгляд. Так смотрят на тараканов. Или на крыс.

– Фье! – подал голос судья.

– Алайна Ритц, – прошептала девка.

– Фье Ритц, ниат Эльдор обвиняет вас в том, что вы забрались в его дом с намерением совершить кражу. Это… так?

Она, наверное, понимала, что отпираться бесполезно, и уронила голову на грудь. Мариус поморщился. Ему уже хотелось поскорее покончить со всем этим, вернуться в особняк и наконец заняться делами хозяйственными. За долгое время его отсутствия дом запустили, но сердиться на двух стариков он просто не мог. Все придется делать самому.

– Так, – наконец ответила двуликая.

Брисс пожал плечами и медленно поднялся.

– Тогда в соответствии с ныне действующим законодательством и поправками Святого Надзора вы приговариваетесь к отсечению обеих рук до локтя. Приговор будет приведен в исполнение вечером на закате.

Мариус дернул бровью. Совершенно непонятно, к чему время тянуть? Но промолчал. Пастырь с ним, с судьей. А порядок в Роутоне он наведет. Магистр не будет разочарован.

– Обеих рук? – повторила девица, словно во сне. – Но это же…

«Это смерть, – удовлетворенно произнес про себя Мариус. – Одним двуликим меньше».

Он снова, сам того не желая, поймал ее взгляд – взгляд зверька, которого загнали в угол и которому совершенно нечего терять. Наверное, если бы не печать, то перекинулась бы сейчас, исполосовала всех когтями, искрошила, измолола… Но печать Надзора – великая вещь. Тянет силу из двуликих, напитывает Око Порядка, и только благодаря этому еще не прорвалась Пелена. Так говорил Магистр, и у Мариуса не было повода усомниться.

Девка вдруг рванула вперед, Вильс не успел ее схватить.

Рванула и бухнулась на колени перед Мариусом, вцепилась своими птичьими пальцами ему в штанину. Залопотала, заглядывая в лицо:

– Благородный ниат! Прошу… Я знаю, вы хороший человек… Заберите моего брата, отдайте в приют… Я его заперла, он погибнет! Горчичный проулок, три!

От прикосновения двуликой Магистра передернуло. Он невольно подался назад, резко поднимаясь на ноги. Стул с грохотом опрокинулся.

– Уведите, – прикрикнул на судью, – иначе…

– Да ей-то уже все равно, – холодно ответил Брисс. – В самом деле, уведите, Вильс.

Мариус не без труда отодрал от себя костлявые руки, отшвырнул девку – ее поймал все тот же Вильс.