– Это допустимо, – милостиво разрешила Зенгер низким голосом, – но в меру.

– Вот и отлично. Посуды, как я понимаю, у нас нет, поэтому в верхнем ящике возьмите пластиковые стаканчики по потребности. Спирт делил пропорционально, разбирайте, унесете с собой… А это вам лично, как бы подарки. Швейцарские часы «Омега», мужские и женские, выбирайте по вкусу. Ассортимент женских больше, ибо понимаю. Что не приглянется, отдадите замам. Снабдим часами всех, и только точной механикой: надеяться на электронные мы не можем. Но швейцарские будут только у вас. Статус.

– А если тут другая продолжительность суток? – Демченко попробовал найти в моем плане изъян, сняв свои кварцевые и натягивая на руку «спидмастер». Вояки поступили так же, аккуратно убрав свои «командирские» в карманы.

– Это вряд ли, иначе нам бы указали не просто точное время, а и дополнительную информацию о нем, так я думаю. Похоже, мы имеем именно Землю, но в другом варианте. Да черт со всем этим, оставим на завтра! Вот еще подарки.

Из-за кушетки я вытащил гроздь плоских гнутых фляжек из нержавейки.

– Здесь «Хеннесси», двести пятьдесят грамм в каждой. Это уже для ваших личных вечерних медитаций, ежели понадобится. Знаете, друзья, как было просто их взять? Думаете, я тут сидел и разливал? Да я даже бутылки не видел. Просто прописал «фляжки такие-то, наполненные таким-то коньяком». Больше ради эксперимента. Выполнили, надо же.

Тут дверь открылась, и в зал без спроса и стука ввалились мои нукеры, таща с собой медный чайник и пару картонок, поставили на стол.

– Крученки с джемом и чай без сахара, дядь Леш!

– Молодцы. Себе взяли?

– Так точно, – довольно улыбнулась братва.

– Все, свободны до утра, спасибо за службу.

Когда парни утекли, неожиданно выступила Лагутина, механическим голосом процедив не раз, чувствовалось, повторенное:

– Напоминаю начальникам служб: никакие упаковки, сосуды и прочее не выкидывать, если вам не пригодилось, мусора у нас еще долго не будет. Материальной культуры просто нет, все пойдет в дело, поэтому…

– Да поняли мы, Елена Михайловна, вы говорили уже… Поняли еще в прошлый раз. Все сдадим завхозу, – раздраженно заворчали присутствующие.

– Ну что, тогда начнем? – спросил я, в очередной раз нагнувшись за кушетку.

Возражений не было, и мы всем миром начали сплачивать свое новое аристократическое ядро с помощью крепкого черного чая, свежих рогаликов с джемом и двух объемистых бутылок с настоящим двенадцатилетним скотчем.

Хорошо, что мы вчера не накидались: почти весь спирт на базе остался.

И все равно вышли поздно, даже не после завтрака. Торжественные, мля, проводы: одно, другое, потом сухпай брали, после – проверка связи. Сам Командор провожать нас не вышел – не такой он человек, чтобы по рутине инспектировать. Бероев стоял у ворот, как всегда, смотрел с ревностью – а мне по барабану, пусть смотрит, я не в его списках. Уже перед самыми воротами на нас навалилась главная медичка, Зенгерша, женщина-мечта любого голливудского режиссера, особа с лицом Розы Клебб, полковника советской контрразведки из старых фильмов про Джеймса Бонда, и характером старой черной пантеры. Однако дело она сделала доброе, и мы от души ей сказали «спасибо», получив самосборные индпакеты, по штуке на брата. Нормальная она тетка, такие и должны стоять во главе склочных бабских коллективов. Жаль, что Шамиль с ней еще в самом начале поругался. И так попец болит… Нам первым, как группе риска, уже навтыкали каких-то прививок.

На подходе к посаду разделились и начали «чесать» объект парами. Мишка Сомов – позывной «Гоблин» – ушел налево, он старший второй двойки и рация у него. С ним в паре наш верхолаз и попрыгун Шамиль Бикмеев, позывной «Монгол». А мы с Костей Луневым, что в канале откликается на «Кастета», двинули по правому ряду тихой мощеной улочки деревни-призрака. Поселение более чем странное, и оно реально тревожное. Сколько мы видели на игрищах заброшенных деревень: не так. Понимаете, одно дело, когда пункт банально брошен людьми, – он разрушается, разбирается, проседает и постепенно обваливается под зеленку. Но любой бывший поселок все равно еще довольно долго хранит жилой дух, память былого. Населенные пункты, будучи брошены, умирают десятилетиями. Смотришь – вроде бы одни развалины, а следы живут. Живут своей жизнью, напоминают, будоражат.