По представлениям авар, аланы приняли на себя абсолютное обязательство защищать их, и они полагали, что византийцы не причинят им зла ввиду их дружеских отношений с аварами, и потому посол Кандих, оказавшись в императорском дворце, среди роскоши, невообразимой для жителя юрт, тем не менее счёл себя вправе бахвалиться и угрожать. Равным образом очевидно, что тогда авары просто не знали о том, что послы не нуждались в защите со стороны алан или кого-либо ещё: ведь их безопасность полностью обеспечивало право народов (jus gentium) с его принципом абсолютной дипломатической неприкосновенности. Но и двумя поколениями позже, получив полную возможность узнать о законе дипломатической неприкосновенности, они всё же не соблюдали его. В июне 623 г., когда аварский каган должен был встретиться с императором Ираклием во Фракии, чтобы заключить мирный договор по случаю праздника, он попытался захватить Ираклия в плен, а своих людей отправил в грабительский набег:
Хаган авар подошёл к Длинной стене с бесчисленной ордой, ибо ходил слух, что предстояло заключение мира между ромеями и аварами, а в Ираклии должны были состояться скачки.
…около 4 часа в это воскресенье [5-е июня] аварский хаган подал знак своей плетью, и все бывшие с ним бросились вперёд и проникли за Длинную стену… его люди… ограбили всех, кого нашли за городом [Константинополем], с запада вплоть до Золотых ворот [Феодосиевой стены][186].
Это расстояние составляет шестьдесят пять километров: глубокий набег, но также прикрытие попытки захватить Ираклия:
Но этот варвар, нарушив и условия и клятву, вдруг с яростью устремился на царя, который, устрашившись столь неожиданного нападения, бегом возвратился в город[187].
Тюркский каган, Сизавул Менандра, также полагался на посредничество и на предполагаемый закон гостеприимства, отправляя своих первых послов в Костантинополь:
Маниах [ «начальник согдийцев» из среднеазиатских городов-оазисов] объявил притом, что он сам готов отправиться с посланниками тюркскими и что через это между тюрками и римлянами будет дружба и союз. Убежденный такими представлениями, Дизавул [Сизавул] отправил Маниаха и несколько тюрок в посольство к римлянам[188].
Хотя к тому времени среднеазиатские согдийские города, стоявшие на Шёлковом пути, перешли под контроль кагана, когда его держава распространилась на Запад, всё же Сизавул отправил своих послов под покровительством Маниаха, предполагая, что византийцы не станут чинить оскорблений своему согдийскому гостю, поскольку эти стороны традиционно поддерживали добрые взаимоотношения друг с другом. Они объединились в сопротивлении сасанидской агрессии, не говоря уже об очень давнем знакомстве греков и согдийцев: шестью веками ранее, в 324 г. до н. э., Селевк, один из приближённых военачальников Александра Македонского, сражавшийся в Индии и основавший долго просуществовавшую династию, женился на согдийке Апаме.
Один закон не исключал другого. Точно так же как современный патанский, или пуштунский, вождь защитит всякого, кто попросит его о гостеприимстве, но без колебаний нарушит дипломатическую неприкосновенность, так было и с византийцами, когда они впоследствии прогневили тюркского кагана тем, что одновременно вели переговоры с его злейшими врагами, аварами, византийский посол подвергся оскорблениям, и его жизнь оказалась под угрозой. В этом смысле авары и тюрки эпохи первого каганата оставались существами экзотическими; авары продержались недостаточно долго для того, чтобы измениться, а вот тюрки, несомненно, развились, когда дело дошло до дипломатических правил: по крайней мере некоторые из них, прежде всего сельджукские султаны, впервые завоевавшие и потом опять утратившие значительную часть Анатолии на рубеже одиннадцатого и двенадцатого веков. Они были самыми опасными врагами Византии в то время, но в своём обращении с послами и императорами они обычно добавляли утончённую вежливость к тщательному соблюдению правил.