Входя в ситуацию, человек-зритель может оказаться в роли творящего субъекта, пассивного зрителя, фигуры, которая наделена какой-то властью в контексте ситуации, а также он может возложить на самого себя роль исследователя, который изучает эту особую диспозицию и в то же время остаётся тем же, кем он был до вхождения в ситуацию: обычным человеком. Само вхождение в подобную ситуацию преобразует зрителя. Он оказывается наделенным властью наблюдать и упорядочивать, делать выводы и строить свой путь внутри ситуации. Он становится кем-то другим в глазах участников, от него ожидают чего-то такого, чего не ожидали до того, как он оказался «на королевском месте». Да и сам он не узнаёт себя прежнего, но постигает себя нового. Входя в ситуацию, будучи изначально иномирным, человек (зритель-наблюдатель-исследователь-художник) как бы «воплощается», получает новую плоть, новое тело, причём в различных вариантах. Можно сказать, что особая диспозиция эпистемы раскрывается в «апоритическом самотематизировании познающего субъекта» (Хабермас) [137, с. 270]. «Познающий субъект» оказывается воплощён в развивающем и изменяющем его разномерном позиционном противоречии.

Сцена «Менин» включает в себя и другие картины, на которых изображены боги, смотрящие на разворачивающуюся перед ними жизнь королевской семьи. А это задаёт ещё одно основание для апоритического самотематизирования, поскольку человек-зритель приравнивается к божествам-зрителям, смотрящим «с другой стороны», из своих собственных миров-пространств, в которых они обитают, будучи «иномирными».

Человек-зритель картины «Менины» входит в конкретный миг изображённой ситуации, и если бы это была не картина, а реальная ситуация, в которую человек «вошёл» физически, в следующий миг он начал бы прокладывать свой путь и действовать во вновь открывшемся ему пространстве.

Уместно провести аналогию и рассмотреть, что происходит с субъектом-исследователем, входящим в ситуацию исследования. Решая свои задачи, он путешествует не только по ментальным пространствам, привязанным к географическим и интеллектуальным локусам, но так же и по временным эпохам, словно бы прокладывая дорогу, одновременно проходящую через географические территории, пространства человеческой мысли и время.

Находясь в такой специфической исследовательской позиции, наблюдатель-исследователь испытывает на себе разнообразные парадигмальные влияния, поддаётся очарованию тех или иных эпистемических, парадигмальных, методологических установок, подходов, теорий, гипотез, попадает в поле ожиданий, накладываемых на него другими участниками ситуации, в том числе коллегами-исследователями, при этом он «узнаёт» и «не узнаёт» себя одновременно, и может предстать неким множеством.

Благодаря рефлексивным процессам сам факт вхождения в ситуацию исследования и наблюдения приводит к диссоциации целого. В рефлексивном процессе возникает наблюдаемый и наблюдатель, действующий и смотрящий на своё собственное действие как бы со стороны. Наблюдатель становится потенциально множественным, контингентным, способным быть многоликим. Например, исследователь может смотреть на ситуацию из разных позиций, сформированных благодаря влиянию других исследователей, предложенных ими концепций, сформировавшихся в сообществе парадигм. Эти позиции могут существенно отличаться друг от друга по содержанию. Философ-исследователь, избегая самоотождествления с одной из них, оказывается в ситуации, когда ему необходимо удерживать сложный многомерный баланс между разными возможными исследовательскими позициями. Так он становится диссоциированным целым, которое удерживается вместе засчёт аутокоммуникации.