– Так-так-та-ак! И какой же козел поставил сюда «крокодила»?
– Ого! Как рычаг вообще работал? При таком-то изгибе!
– Искрит, зараза… И хорошо искрит!
– Не трогай! Не бей зубилом, говорю! Щас всё рассыплется!
– Ну, оборван поводок, и что? Если хотите знать, он лишний!
– Возможно… а эти два куда ведут? Схема есть?
– Разумеется! Но ее искать надо…
– Тогда пойдем дюдюктивным путем. Ежели вот эта серо-буро-малиновая дрянь получает импульс от «R-25» со щита, тогда вон та длинная сволочь… стоп-стоп! Почему она раздвоилась?
– Пить надо меньше, а закусывать лучше – сразу в глазах двоиться перестанет! Четыре ответвления, понимаешь? Четыре, а не два!
– Пять… ик… пятекантроп ты, и больше никто. Ведь эта же шесть… шестерня бракованная! Семь… ик… Семений из ремцеха обманул, а еще мой шурин!
– Хотите Соломоново решение? Переставляем на место этого ремонтно-наладочного кошмара свежачок с первого «отопустика». А с кошмариком потом разберемся!
– Ничего не выйдет. «МЭО», что на первом, было снято как раз отсюда. А до того оно гремело на втором. И ни здесь, ни там толком ни хрена не регулировало…
Я и Леонтиск стояли поодаль и неспешно покуривали, втайне наслаждаясь сложившейся ситуацией. Подобные консилиумы случались крайне редко и ничем, кроме конфуза, как правило, не кончались. Но какой восторг для зрителей! Так и тянуло хлопать в ладоши при особенно смачных репликах.
Правда, когда из фигурантов мы вновь станем активными актерами, то веселья значительно поубавится, ибо предстоит нам…
– …а вам, господа операторы, придется до утра работать в ручном режиме. Ну да не впервой же! А завтра будем разбираться. Обстоятельно, без суеты, методом проб и ошибок!
Даже этот пакостный смешок Гаммия мне лично не испортил настроения. Во-первых, как ни верти, а свою бригадирскую несостоятельность он признал публично, а во-вторых, действительно, «не впервой».
3
Выждав, покуда оконфуженные дядечки не разошлись, чудесный Леонтиск преподнес мне приятный сюрприз. Оказывается, сгонной задвижкой он давным-давно уже поймал «точку», чем и замедлил движение уровня вниз-вверх до предела.
– На самом деле, мне довелось поправлять не свыше десяти раз, – с лукавой улыбкой признался мой напарник. – Простишь за откровенное вранье, а?
Прощение было немедленно даровано путем типично сестринского поцелуя в щеку. Не получив ответного братского, я подавила разочарованный вздох и, завладев мужским запястьем, повела его хозяина к позабытому диванчику. Дабы записать на восемнадцать ноль-ноль сведения. И в последний раз за сегодняшний денек побаловаться чайком. И вдобавок…
Дикий, какой-то подземный вопль, перешедший затем в непрерывный вой, вполне под стать Минотавровому, заставил нас вздрогнуть, а меня еще и присесть. Орали откуда-то из самых недр отопительного центра – более точно определить было трудно.
Обмуровщик, уже собравшийся уходить, передумал и вооружился красным противопожарным ломом. Сочтя себя достаточно защищенным, он осторожненько заглянул за угол операторской, но на большее не решился.
Оттеснив его в сторонку, Леонтиск двинулся по узкому коридору между задними дверцами энергощита и стеной мастерской – я по-шпионски кралась за ним. Шествие прикрывал Локисидис с воздетым над моим затылком тяжеленным куском металла.
Остановилась наша процессия возле ремонтницких верстаков. Дальше идти не имело смысла.
Из мужской раздевалки Аркадий и Филиппий под руки выводили Сергия Шлеппия Центавруса. На него было жутко смотреть.
Новообращенный верующий сейчас походил на своих ранних собратьев, над которыми всласть надругались бессердечные римские легионеры. Оборванный, мокрый, в грязнейшей нижней одежде, пальцы рук и ног изодраны в кровь, на лице застывший неописуемый ужас… Густая слюна свисала с нижней губы аж до кадыка.