В начале марта 1922 года Ленин по совету врачей все же выехал на отдых в деревню Корзинкино в Подмосковье, но продолжал работать и там. В конце марта он вернулся в Москву; состояние его здоровья заметно улучшилось, но ненадолго: в апреле снова начались головные боли, бессонница и нервозность. Дело дошло до того, что Ленин не смог участвовать в XI съезде партии и выступил только в конце с коротким заключительным словом. Это был последний партийный съезд, на котором он выступал.

В апреле 1922 года он писал Орджоникидзе, что хочет уехать жить на Кавказ: «Мне надо поселиться отдельно. Разговора даже втроем я не переношу (однажды были Каменев и Сталин у меня: ухудшение)».

Врачи долго ломали голову: что все-таки происходит с Лениным? Решили, что плохое самочувствие Ильича объясняется результатом хронического отравления свинцом: две такие пули все еще оставались в его теле с 30 августа 1918 года. Германские доктора настояли на удалении этих пуль. Сам Ленин отнесся к этому скептически и позволил вырезать только одну пулю, которая прощупывалась рукой под кожей над правой ключицей, и не трогать другую: «Чтобы вы ко мне не приставали». Для этой несложной операции из Германии был приглашен хирург Борхардт, который и удалил ее 23 апреля 1922 года. Ленин хотел уехать тотчас после операции, но доктора уговорили его провести хотя бы сутки в Боткинской больнице. Пикантная деталь: так как мест в мужском отделении не было, Владимир Ильич провел ночь в женском. Однако самочувствие Ленина и после операции не улучшилось: его по-прежнему мучила бессонница с постоянным «прокручиванием» событий, произошедших за день, участились головные боли, резко снизилась работоспособность. «Я стал совсем не работник», – жаловался он врачам.

В конце мая 1922 года Ленин решил отдохнуть в местечке Шарташ под Екатеринбургом, полагая, что этот отдых будет полезен не только ему, но и Надежде Константиновне Крупской, которая страдала базедовой болезнью. Однако этим планам не суждено было сбыться. Двадцать третьего мая Ленин уехал в Горки (которые ему полюбились еще со времен свердловского заточения) и попытался работать. Вид у него, по свидетельству близких, был больной и подавленный. Двадцать пятого мая после ужина у Ленина появилась изжога (такое бывало и прежде), какие-то боли в животе, рвота. Вызванные врачи нашли у него пищевое отравление. Перед сном он почувствовал слабость в правой руке и ноге и головную боль. Утром Ленин с трудом вспомнил случившееся, не смог читать, попробовал писать, но с трудом вывел только букву «м». Утром слабость в правых конечностях продолжалась около часа; затем все прошло. Это был первый удар (так тогда называли инсульт), поразивший Ленина. Удивительно, что никто из многоопытных врачей – ни иностранных, ни советских – не заподозрил заболевания мозга! У него же были явные признаки атеросклероза головного мозга! А они полагали, что это Ленин что-то не то съел. По совету главврача Боткинской больницы доктора Гетье больному дали слабительное и уложили в постель.

Уму непостижимо! Лечить инсульт слабительным! Симптомы атеросклероза сосудов головного мозга медицине были известны давно и хорошо, но никто и не подумал, что у Ленина такое заболевание. Это говорит о низкой, а проще говоря, вообще никакой, квалификации врачей (мы с этим еще столкнемся в связи с историей болезни Жданова).

Поздно вечером 27 мая у Ленина снова сильно заболела голова, снова возникла слабость в правых конечностях, наконец он потерял речь. И только после этого немецкий профессор Крамер определил, что у Ленина поражение мозга, в основе которого лежит атеросклероз! Ну и доктора же у Ленина были… Но и это еще не все! Поскольку в последующие дни паралич правой руки и ноги с потерей речи и головными болями у Ленина проявлялись неоднократно, но быстро проходили (приступы длились от 20 минут до 2 часов), то 29 мая 1922 года было решено провести большой консилиум, состоящий из ведущих врачей: тут были и немцы, и отечественные «светила медицины», и нарком здравоохранения Семашко. Русские «светила медицины» судили и рядили и так, и эдак; в итоге пришли к парадоксальному выводу, что у Ленина