Ворота открылись сами. Ее возвращение ждали третий день, и слуги по очереди дежурили на плоской крыше дома, чтобы не пропустить появление хозяйки.

– Хвала Богам, ты вернулась, дочка! – навстречу Мириам бежала пожилая женщина. Обняла ее, расцеловала лицо. Сухими, жесткими ладонями принялась растирать холодные пальцы госпожи. – Как долго тебя не было. Ну, рассказывай скорее. Кому ты отдала девочку? Кто захотел ее взять?

– Никто, кормилица, никто, – устало отозвалась Мириам.

– Как? Она вернулась с тобой? – вопрос прозвучал слишком громко.

– Да, она вернулась домой. Но это не все, Есфирь, – не дождавшись очередного вопроса, Мириам добавила. – По дороге я подобрала одного страждущего. Это молодой мужчина.

Кормилица укоризненно закачала головой.

– Сбереги нас, Яхве. – прошептали бескровные губы.

Старая Есфирь хорошо запомнила тот день, когда два месяца назад разъяренная толпа горожан гнала по улицам Магдалы больную проказой женщину. За руку она тащила маленькую девочку. Люди гнали нищенок из города прочь, но обессиленная женщина упала в небольшой сухой арык и дальше идти не могла. Это произошло возле дома Мириам в конце оливковой рощи. От истошного женского крика и громкого плача ребенка все слуги и рабы вместе с Мириам выбежали за ворота посмотреть, в чем дело. Этот ужас Есфирь не забудет никогда. Мужчины безжалостно забивали неподвижную женщину камнями, перепуганный ребенок кричал недалеко от матери. Наслаждаясь забавой, с криком бравады и улюлюканьем они соревновались друг перед другом, кто точнее попадет в голову прокаженной. Не раздумывая, Мириам подбежала к девочке и подхватила на руки. Выкрикивая страшные ругательства, она бросилась на толпу, пытаясь остановить град камней, и ей это удалось. Встретив неожиданный отпор, иудеи отступили, отбросили в сторону камни, но окровавленная нищенка неподвижно лежала на дне арыка. Она была уже мертва.

– Прочь с моей земли! – кричала Мириам. За ее спиной стояли слуги, сжимая в руках палки и мотыги.

Толпа неохотно вернулась в город. Но один человек долго оглядывался назад в сторону Мириам, которая прижимала к груди девочку, и ненавистно улыбался.

– Ты еще пожалеешь, женщина, – долетели до Есфирь его слова. – Пожалеешь…

Тело прокаженной сожгли в тот же день, обложив сухим хворостом и поленьями, пепел закопали подальше от воды. Девочку Мириам взяла в дом, сама вымыла ее в огромном чане, осмотрела раны. Смуглая кожа ребенка оказалась чистой, не считая ран и ушибов от камней. Язв проказы не нашли, и Мириам решилась оставить девочку, но кормилица запротестовала.

– Как можно, что люди скажут. Незамужней женщине не пристало воспитывать чужого ребенка. Да и житья нам не будет, ее мать болела проказой, может, болезнь у нее внутри, а проявится потом. Наш дом сожгут вместе с ней, лишь только узнают, что ты приняла ребенка в семью.

Тогда Мириам только отмахнулась от слов испуганной Есфирь.

Сначала все шло хорошо. Девочка быстро поправилась, окрепла. Она была похожа на птичку-непоседу, играла с утра до самого вечера, бегала по комнатам огромного красивого дома. Во внутреннем дворе нашла себе в друзья рыжего котенка и с тех пор с ним не разлучалась, пела веселые песни, звонко смеялась, радовалась каждому дню. Но больше всего она любила Мириам – красивую добрую женщину с шелковыми волосами, от которой вкусно пахло жареным миндалем. Каждую свободную минуту Мириам затевала с ней игру, учила мастерить ожерелья из ракушек, соломенные игрушки, тряпичные куклы. Девочка все схватывала налету, только имени своего сказать не могла, не помнила. Ночью, когда ее мучили кошмары, она выкрикивала имя Сарра, и с тех пор Мириам стала ее так называть, а вслед за ней и слуги. Одна лишь кормилица недовольно посматривала на девочку.