«Для начала Людмилу будем игнорировать – не замечать её и не слышать», – предложила я план мести. А насчёт Ромы договорились так: если он попытается проявить строгость – будем слушаться и притворяться, что безумно боимся его.
Наш план был донесён до мальчишеской палаты и утверждён на высшем уровне самим Йоршиком, которого я вчера так нелепо короновала на царство. Светило в окно утреннее солнышко, и настроение поднималось.
* * *
– Адель, что такое любовь? – задала я Лизкин вопрос подруге. Она ответила не задумываясь и совершенно по-философски: «Любовь – это игра, исход которой либо осчастливит, либо навсегда оставит боль в сердце». И где только набралась такого?
– Любви нет, – вмешалась Эдита. – Её придумали себялюбивые ничтожества, чтобы можно было пострадать и пожалеть себя напоказ.
– Ага, – неожиданно подтвердила Ася, снимая наушники (ох и хитрая бестия, а делает вид, что, кроме попсы, её ничего не волнует), и добавила лукаво: – Потом этих подонков стали называть поэтами и писателями.
– А я бы влюбилась, только не знаю как. И, если честно, то не в кого. Разве что в Романа Анатольича, – расхохоталась Алсу, и веснушки её засветились, разбежались тонкими лучиками. – Давайте попробуем!
– Романа не трогать! – встрепенулась я, и Алсу понимающе возвела руки к небу, вернее – к потолку.
Я посмотрела на неё и помотала головой. «Нет, – сказала я не вслух, а только глазами. – Твои подозрения ошибочны, ничего нет». «Не будем спорить, правда все равно откроется», – её губы также остались неподвижны, но в красноречивом взгляде отразились коварные мысли.
– Что ж, тогда давайте поиграем в любовь, – предложила Адель (она выдумщица и заводила не хуже меня). – Пусть у нас каждый день будет Днём святого Валентина.
Мы с радостью согласились, не предполагая, к каким последствиям может привести неразумный порыв, и с этого момента начали бурно осыпать знакомых валентинками. Наша игра оказалась заразной, быстро вышла за пределы отряда, и вскоре обмен валентинками превратился в повальную эпидемию. Только и разговоров было, кто кому когда и где что подарил. Зараза распространилась и на персонал. Как мало, оказывается, нужно людям для счастья. Подумать только, старший вожатый Жора с восторгом рассказывал, как за один день получил пятнадцать валентинок, раскладывал их на столе и хвастался перед друзьями-товарищами незамысловатыми сокровищами. Людмилу мы не любили, но и она каждый день получала причудливые валентинки. Эти валентинки были потрясающе красивы, у меня не хватило бы ни ума, ни фантазии их так разукрасить. Конечно, подозрение в первую очередь пало на подхалимку Тыковку, но трём «А» – Адель, Алсу и Асе – удалось подсмотреть тыквенное производство, и стало понятно, что уровень её художественных возможностей не позволял изготовлять шедевры, которые получала вожатая.
Тем не менее, всё было прекрасно, пока не случилось нечто, повергшее меня в смятение. Однажды ночью я проснулась от плача. Оказалось, что Адель, чья кровать находилась рядом, тихо рыдала в подушку. Испуганная, я дотронулась до её плеча и спросила:
– Кто тебя обидел?
Она приподняла голову, заревела ещё громче, а потом сквозь всхлипы пожаловалась:
– Прикинь, кажется, я доигралась. Я люблю его!
– Кого? – удивилась я, искренне недоумевая, поскольку всегда была рядом с Адель и никаких признаков влюблённости не наблюдала.
– Помнишь, вчера прикалывались над парнем из четвёртого отряда в синей футболке?
«Факин шит!» – выругалась я про себя и спросила:
– Тот придурковатый лох с выпученными глазами?
– Угу. Видно, моя судьба – влюбляться в одних лохов, – и она снова уткнулась в подушку.