– Ну-ну, не бойтесь, она ваша, как и договаривались.

Стритч откашлялся.

– Ты клялся, что она девственница. Однако обращаешься с ней прямо-таки бесцеремонно… Бракованный товар мне не нужен. Скажи-ка мне честно, Квинт, девушка нетронута?

Квинт наклонил голову, его лицо приняло подобострастное выражение.

– Клянусь, что так. Стал бы я вам врать, сэр, после всего, что вы для меня сделали? Нет, я ее не касался, хотя частенько ох как хотелось. Еле сдерживался. Вы сами увидите, сэр, какая она аппетитная девка.

Ханна, хотевшая лишь одного – чтобы все поскорее закончилось, едва прислушивалась к их разговору.

Стритч фыркнул, ненадолго успокоившись. Он не очень-то верил Квинту, зная, что перед ним лжец, пьяница и негодяй. Скоро он узнает всю правду. Стритч скривился от боли, переступив ногами и перенеся вес тела на подагрическую ступню и произнес:

– Тогда по рукам. – Затем Стритч кивнул головой. – Шагай наверх по лестнице, девка. К себе в комнату. Нам с твоим отчимом надо о деле поговорить.

Квинт снял веревку с шеи Ханны, потом развязал ей руки.

Чуть пошатываясь, Ханна послушно пошла наверх, потирая затекшие запястья. Вцепившись в узкие перила, она начала подниматься по узким ступеням винтовой лестницы. Стритч захромал вслед за ней и положил руку ей на бедро. Ханна рванулась вперед, и Стритч рассмеялся смехом, похожим на поросячий визг.

На втором этаже он тычками погнал ее по коридору.

– Не сюда – здесь у меня постояльцы спят. Вверх по лестнице.

Ханна, собрав последние силы, начала карабкаться по лестнице, представлявшей собой прибитые к стене деревянные полоски. Она услышала за спиной похотливый смех Стритча и с опозданием поняла, что он заглядывает ей под юбки. Но она слишком устала и вымоталась, чтобы злиться.

Как только Ханна поднялась выше и протиснулась через люк в потолке, дверь-ловушка мгновенно захлопнулась за ней, и засов задвинулся до упора.

Комнатка, в которую она попала, была маленькой, не больше лошадиного стойла. Из-за крутого ската крыши встать во весь рост можно было только у внутренней стены. Там было душно, не хватало воздуха, который проникал лишь сквозь щели между толстыми досками внешней стены. Немного света пробивалось через маленькое оконце в скате крыши. Окно было очень грязным, и Ханна не увидела, как можно было бы его открыть. Она присела рядом с ним, смахнула грязь, насколько это было возможно, и выглянула наружу. Ее глазам предстали лишь полоска синего неба и крыши соседних домов.

Сгорбившись, Ханна оглядела комнату. Вся обстановка состояла из пустого сундука с поднятой крышкой в дальнем углу, тюфяка на полу и ночного горшка. Постельное белье было очень грязным и кишело, судя по всему, клопами. А на грубом дощатом полу было не меньше трех сантиметров грязи.

Ханна опасливо присела на тюфяк. Здесь, конечно, было не многим хуже, чем там, где она жила. Вот только они с матерью старались поддерживать в доме хоть какую-то чистоту.

Мама, бедная, вымотанная работой мама… Родного отца Ханна едва помнила, хотя на момент его смерти ей уже исполнилось восемь лет. Каждый раз, когда она думала о нем, ей представлялись кровь и жуткая смерть, и перед ее внутренним взором, казалось, захлопывались ставни.

Ее мать вышла за Сайласа Квинта вскоре после смерти отца. С тех пор они не знали ничего, кроме горя и лишений. Помимо ведения дома и ухода за Ханной ее мать бралась за любую работу, которая находилась в домах богатых горожан. Почти все заработанные деньги у нее отбирал Квинт. Мать могла лишь припрятать несколько монет, чтобы купить Ханне чего-нибудь поесть и изредка прикупить ей кое-что из одежды. Иногда Квинт находил припасенные ею монеты, избивал ее до потери сознания, а потом спускал деньги на выпивку и карты.