Я отпустила ее и вытащила из кармана жакета телефон. Предупредила спокойно и сухо:

– Я звоню в полицию. Там разберутся, что за купля-продажа детей.

– В поли-и-ицию?! – заржала она. – Звони! Там все свои, прикормленные. Тебе жить надоело? Смотри, шепну слово крышакам, от тебя мокрого места не останется. А мальчики еще и развлекутся напоследок. Ты ведь, подозреваю, все еще девственница в свои двадцать три. Вот они порадуются!

– Лара! – шокированно всплеснула руками ба.

Я набрала номер и поднесла телефон к уху. Но сестра подскочила, ловко вывернула мне руку до хруста и, забрав мой мобильник, отбежала к двери и сбросила звонок. Спрятала руку с телефоном за спину. Знает, что драться с ней не полезу. Не на глазах ребенка, который слышит каждое слово.

– В общем так, овцы, – Лариса отступила еще на шаг в коридор. – Время уже позднее, ребенку спать надо. Даю вам время до завтрашнего вечера. Если не достанете мне срочняком пять миллионов, Димку больше не увидите.

– Ларочка, но как же, откуда нам… – пролепетала ба.

– Мне пох, откуда, – вызверилось на нее это чудовище. – Давно могли бы найти способ, как мамкину квартиру из-под ареста вывести и продать. Нашли же вы способ, как ее сдавать втихую. Вот и думайте. Вы обе – бабы с почти высшим образованием, расшеперьте свои хваленые мозги. Чао!

– Мой мобильник! – напомнила я, уже внутренне приготовившись, что придется ловить, когда сестра швырнет его об стену.

Но Лара меня удивила. Подошла, сунула мне телефон в карман и пробормотала:

– Ладно, прости. И ты, бабуш, прости, что на тебя наорала. Достало все просто. И опять у меня язвы выскочили, от работы меня временно отстранили, лечиться надо. А тут такой случай. Полтора миллиона за полный отказ от родительских прав, хули ушами хлопать.

“На органы,” – припомнила я оборванную фразу. По спине пополз ледяной озноб. Не верю я в добреньких бездетных миллионеров. С их деньгами они себе нормального ребенка выберут и усыновят. Или суррогатную мать купят. Никто не будет возиться с калекой, тем более, стопроцентный результат даже американский специалист не гарантировал.

А вот вариант, что на Лару, с пятнадцати лет вращавшуюся в криминальной среде, вышли черные хирурги – гораздо правдоподобнее. И ведь эта дрянь, доставшаяся мне в сестры, не признается в чудовищном замысле. Как спасти Димушу от его собственной горе-матери? Надо было раньше в опеку написать! Сейчас уже поздно.

Сестра сложила губы трубочкой, почмокала сочувственно:

– Что задумалась, Манечка? Тебе и надо-то всего посетить пять контор микрозаймов, и пять будут миллионов в кармане. Я тебе давно говорю. Ну, или почку продай. Или целку откупори. Правда, тебе и пяти сотен не дадут, страшила. Хотя… если тебя накрасить да приодеть… Хочешь, организую аукцион в интернете?

Внутри меня все задрожало от бешенства. Хотелось послать ее, но бесполезно: во всех местах она уже побывала, даже там, что мне и в кошмарах не снилось, ее ничем не проймешь. И я не должна уподобляться ей, – напомнила я себе. Но не удержалась, процедила сквозь зубы:

– Освободи нашу комнату от своего присутствия, Лара.

Она расхохоталась и ушла, хлопнув дверью.

Я вышла следом, убедилась, что сестра, даже не подумав, где сейчас ее сын, отправилась в свою комнату, заперлась и включила там телевизор, вывернув громкость до максимума. Бедные соседи. Правда, мне на миг показалось, Лара говорит с кем-то по мобильнику, но я не стала прислушиваться и отправилась на кухню за ребенком.

Димка сидел под столом, и в руке у него была зажата недоеденная печенюшка. Он посмотрел на меня огромными перепуганными глазами.