— Оля, — смотрю на нее прямо, не боясь взгляда, который вопросительно бегает по моему лицу. — Мы расстаемся.

— Ч-что? — ее реакция похожа на нервную усмешку. — Что ты только что сказал?

— Мы расстаемся, — повторяю и выпрямляюсь, готовясь к ее атаке.

— Ты... ты дурак, что ли?!

Отступает все же назад, чтобы тщательно пройтись по моему лицу огромными от удивления глазами в поисках признаков шизофрении. Их там нет.

— Я серьезно, — хриплю, но готов идти до конца.

— В смысле, расстаемся?! — повторяет она, восклицая.

— В прямом.

— Да ты больной!

— Прекрати...

— Ты себя слышишь, Данилов?! — срывается уже на крик, погружает пальцы в свои темные волосы. Сжимает их, когда наконец-то мои слова доходят до нее.

— Я себя слышу. Отчетливо. Поэтому и говорю тебе о том, что расстаюсь с тобой.

Я спокоен. Совершенно, бл*ть, спокоен.

Но сердце разрывается внутри, понимая, насколько я делаю больно Оле, у которой от моего заявления уши покраснели.

Я никогда не говорил ей «нет», ни в чем не отказывал, всегда шел на поводу, исполнял любой каприз, но не в данный момент. Мое «нет» для нее сейчас как гром среди ясного неба, и я ничего не могу поделать с этим. Я должен быть честен до конца.

— Ты ненормальный, — шепчет она, смотря в одну точку перед собой.

— Я... — тяжелый шумный выдох из груди. — Мне нравится другая девушка.

Этим заявлением возвращаю на себя ее внимание. Теперь и щеки у нее горят. Глазами она хочет пробуравить во мне дыру. И у нее почти получается направить на меня всю свою ненависть.

— Я влюбился, — говорю ей как есть.

Несколько раз хлопает глазами, глотая приоткрытым ртом воздух.

— Я втюрился, как пацан...

— Господи, — оттаивает и смеется, не веря. — Даже не хочу слышать об этом.

На моих скулах желваки ходят ходуном от ее насмешливого взгляда вперемешку с яростью.

— Ты серьезно? В кого, Данилов?!

— Ты ее не знаешь.

— Но спишь с ней давно...

— Нет. Я знаком с ней всего два дня.

Тишина отдается в ушах звоном.

— Боже... — прикладывает ладонь к груди.

— Оль...

— Ты точно придурок, — качая головой, накрывает лицо руками. — Какой же ты идиот, Данилов!

— Может, хватит меня оскорблять?

— Да пошел ты, знаешь куда?!

Одновременно отворачиваемся друг от друга, и я упираюсь ладонями в столешницу бара.

Замечательно, бл*ть.

Разве я не имею права влюбиться? Мне запрещено испытывать это чувство?

Как бы не так.

Ни ей, ни моим близким, ни матери, ни друзьям я не позволю за себя решать.

— Да это же абсурд, Богдан! — Оля словно пробудилась от сна. — Меня ты знаешь больше, чем два года, а ее всего два дня — и сразу поплыл? Может, тебе просто потрахаться нужно на стороне, чтобы успокоиться?!

Ударяю кулаком по столу. Тут же отзываются звоном все предметы, которые на нем лежат.

— Это не так! — разворачиваюсь к ней.

— А как?! — орет в ответ.

— Видимо, тебе не понять, — разжимаю пальцы, но раздуваю ноздри.

— Ну конечно, я же в тебя не влюблялась, как ты думаешь, — бросает она мне хлестко.

Как все сложно, мать ее.

— Мы едем к нам на ужин и никаких расставаний, — чеканит Оля. — Ты что?! Мой отец всыпет нам обоим, когда узнает, что ты, от нечего делать, взял и влюбился!

Последнее слово произносит с таким отвращением, что, если бы могла, то сплюнула бы его на пол.

— Отлично, значит, ты не глухая, и услышала, что я сказал.

Сделав заключение, разворачиваюсь и выхожу из кухни, держа направление в свою комнату.

— Ты не можешь просто так бросить меня, Богдан! — женский истеричный ор прокатывается по моей квартире. — Ты этого не сделаешь!

Грохот кастрюлями и другой кухонной утварью сопровождает ее вопли.

Я не знаю, правильно ли вообще веду себя в этой ситуации. Стоило подойти к Оле и успокоить, но подозреваю, что сделаю только хуже.