И он умчался прежде, чем Люс успела ответить. Веки парня рядом с ней на земле начали опускаться, и все его тело тряслось. Она в отчаянии осмотрелась в поисках помощи.

Примерно в километре от нее была узкая грязная дорога, где у обочины стояли два старых грузовика и две маленькие приземистые машины скорой помощи.

– Я скоро вернусь, – сказала Люс парню, сильнее прижимая его руки к животу, чтобы остановить кровотечение. Он всхлипнул, когда она ушла.

Она, спотыкаясь, побежала к грузовикам, и еще одна бомба взорвалась за спиной, сотрясая землю.

Группа женщин в белых халатах стояла у заднего борта одного из грузовиков. Медсестры. Они знают, что надо делать, как помочь. Но когда Люс подошла достаточно близко, чтобы увидеть их лица, ее сердце упало. Это были совсем девчонки, некоторые не старше четырнадцати. Их форма казалась маскарадными костюмами.

Она осмотрела их лица в поисках самой себя. Должна быть причина, почему она попала в этот ад. Но никто не казался знакомым. Было трудно понять спокойствие девушек, ясное выражение их лиц. Никто из них не выказывал страха, который, как Люс знала, был явно написан на ее лице. Может, они уже видели на войне столько, что привыкли ко всему.

– Вода, – голос женщины постарше раздался из грузовика. – Бинты. Марля.

Она раздавала материалы девушкам, которые раскладывали их, а потом начали устраивать временный лазарет на обочине дороги. Часть раненых перенесли за грузовики для оказания помощи. Еще больше было на подходе. Люс присоединилась к очереди за припасами. Было темно, и никто ей и слова не сказал. Теперь она почувствовала, как напряжены юные медсестры. Их, должно быть, учили сохранять степенный, спокойный вид перед солдатами, но когда девушка перед Люс потянулась, чтобы взять свою порцию припасов, ее руки дрожали.

Вокруг них солдаты быстро двигались парами, перенося раненых за руки и за ноги. Некоторые из тех, кого они несли, бормотали, задавая вопросы о битве и спрашивая, сильно ли их ранило. Но были и серьезно раненые, которые не задавали вопросов, потому что едва могли подавить крик боли. Их нужно было нести за талию, потому что одна или обе ноги были оторваны миной.

– Вода, – кувшин очутился в руках Люс. – Бинты. Марля. – Старшая медсестра автоматически отдала порцию материалов и готова была уже перейти к следующей девушке, но тут ее взгляд остановился на Люс, опустился вниз – и Люс поняла, что на ней все еще тяжелое шерстяное пальто Лушкиной бабушки из Москвы. И это было хорошо, потому что под пальто вообще были джинсы и рубашка с пуговицами из настоящей жизни.

– Форма, – наконец сказала женщина тем же монотонным голосом, кидая ей белое платье и косынку медсестры, как у других девушек.

Люс кивнула с благодарностью, потом нырнула за грузовик, чтобы переодеться в белый свободный халат до лодыжек, сильно пахнущий хлоркой. Она попыталась стереть кровь солдата с рук о свое шерстяное пальто, а потом кинула его за дерево. Но пока она застегивала пуговицы халата, закатывала рукава и завязывала пояс вокруг талии, он весь оказался покрыта ржаво-красными полосками.

Люс схватила припасы и побежала обратно через дорогу. Зрелище перед ней было жуткое. Офицер не врал. По крайней мере сотня человек нуждалась в помощи. Она смотрела на бинты в руках и думала, что ей делать.

– Медсестра! – позвал кто-то, кто задвигал носилки в скорую помощь. – Медсестра! Этому человеку нужна медсестра.

Люс поняла, что он говорил с ней.

– Ох, – тихо сказала она, – я?

Она заглянула в скорую помощь. Там было тесно и темно. Место, предназначенное для двух людей, занимали шестеро. Раненые солдаты лежали на носилках в три яруса с каждой стороны. Для Люс было место только на полу.