Сталин понимал, что, проводя такую реформу Конституции, он нажил немалое количество недоброжелателей в правящей верхушке. Они уже были при власти и, конечно, не хотели бороться за нее на выборах снова и снова.

И номенклатура не дала ему этого сделать.

Еще одной причиной, по которой поднималась новая волна репрессий, была гражданская война в Испании. Она недавно закончилась. И закончилась поражением республиканцев. В огромной степени причиной этого поражения стала так называемая «пятая колонна», которая подняла мятеж в самое критическое время.

Вождь сделал далекоидущие выводы. Начнись война в СССР – не повторит ли она испанского сценария?

А то, что война рано или поздно постучится и к нам, – в этом сомнений нет. Ведь она, Вторая мировая, уже идет полным ходом. Люди стараются, делают вид, «прячут головы в песок». Нет! Войны нет! А она началась с 1 октября 1938-го. Началась с того момента, как немцы вступили в Судетскую область и оторвали кусок Чехословакии. (Чехи сразу обосрались. И подняли ручки кверху.) В этот же день в войну вступили поляки – захватили другую часть Чехии.

А вот теперь в дело вступили и венгры, которые сейчас, в ноябре тридцать восьмого года, прибирают к рукам южные районы. «Так что дело пахнет керосином, – думал Лаврентий Павлович. – И похоже, Коба, понимая это, решил подстраховаться – ликвидировать тех, кто может во время схватки ударить в спину нам… И конечно, он понимает, что взялся за великое дело. Переустройство мира и… человека. А для этого нужны другие люди. Нужны другие люди. Не эти революционные болтуны, которые только и знают, что шептаться за спиной… Да что они умеют? Я на таких в Грузии насмотрелся… Уря! Уря! Сплошь демагоги. Нужны новые, грамотные, молодые строители социализма…»

Берия отошел от зеркала и подошел к окну. Даже самому себе он не хотел признаться и боялся этих несвоевременных мыслей. Даже мыслей…

«Как Коба изменился после убийства Кирова!.. Очень изменился. Видно, понял простую вещь. Каждый из этих чекистов, которые стоят на каждом углу в Кремле, может в любой момент выстрелить тебе в спину… Страх! Предательство… Не это ли еще одна причина репрессий… Очень похоже, что это так!

Обсуждают, прикидывают. Потом заговор. И хочется, и колется. Но и убить боятся. А власти хочется. А он это чувствует. Как он вчера вскинулся, когда обсуждали работу НКВД. И то, какие там люди подвизаются. Прямо ночью назначил своего телохранителя Николая Власика на место арестованного Дагина начальником первого отдела Главного управления государственной безопасности. Передал ему всю полноту ответственности за свою жизнь и жизнь высшей власти нашей страны. За пять минут передал. Видно, испугался…

Да ну их к черту, эти мысли. Они до добра не доведут! Рабочий день уже в разгаре…»

Лаврентий Павлович еще раз поглядел в окно, посмотрел на широкую, покрытую брусчаткой площадь перед зданием на Лубянке, на виднеющиеся на той стороне приземистые московские здания. И, вернувшись к столу, нажал кнопку звонка.

Через секунду в дальней от стола стене кабинета открылась дверь. На пороге появилась подтянутая аккуратная фигура в военном кителе – его начальник секретариата Борис Александрович Людвигов.

– Что у нас, Борис? – спросил первый заместитель наркома.

– Вы вызывали! К вам Меркулов Всеволод Николаевич. С докладом. По делам во внешней разведке.

– Ну, пускай заходит!

Людвигов исчез и появился Меркулов.

Свою команду Лаврентий Берия собирал все эти годы из совершенно разных людей, руководствуясь исключительно теми качествами, какие были нужны ему для дела. Поэтому в ней состояли люди абсолютно разные как внешне, так и, условно говоря, по своему внутреннему наполнению.