- Моя ценность в ином, - ответила я сдержанно. – Вы ведь тоже забрали меня не из-за красоты.

- И еще более удивительно, что с таким дерзким языком ты до сих пор жива, - заметил герцог. – Почему ты хотела, чтобы я тебя убил?

- Возможно, потому, что это был бы лучший выход и для меня, и для вас? – ответила я вопросом на вопрос.

- Хочешь умереть, почему не задушилась цепью?

Он был любопытный, даже очень. Я повернула голову, посмотрев ему в глаза, хотя это стоило мне всех душевных сил, и ответила:

- Потому что тогда я потеряла бы небеса навсегда. Лучше посидеть на цепи с надеждой на вечное спасение, чем один раз смалодушничать и быть проклятой навеки.

- Странные слова для дочери эльфийки, - сказал он. – Разве жители Зеленых Холмов верят в небеса?

- Прежде всего – я дочь своего отца, - сказала я. – Он был человеком благородным и богобоязненным, и я считаю это добродетелями.

- Как ты видишь будущее?

- Так же, как вы читаете книгу – вижу строки или картины… Только моя книга открывается не по моему желнию, а по своему собственному. Я могу лишь закрыть ее или попросить открыться на странице, где будет говориться о том или этом… Как видите, даже моя ценность провидицы сильно преувеличена. А ведь лорд Уилмор, наверняка, солгал вам, что я вижу судьбу по ладони, глазам, звездам и еще тысячью способов.

- Ты его недолюбливаешь.

- Думаю, вы понимаете – за что.

- Прежние хозяева относились к тебе так же?

Слово «хозяева» больно меня царапнуло. Он считал себя моим нынешним хозяином. Но я не выказала недовольства, потому что требовать к себе уважения – это была напрасная трата времени. Я поняла это еще при третьем хозяине.

- Кто-то был добрее, кто-то нет, - ответила я, стараясь, чтобы голос звучал равнодушно, - но все были одинаково омерзительны.

Я почти ждала, чтобы он спросил насчет себя, и готова была сказать чистую правду, что из всех хозяев он - самый омерзительный, но дракон промолчал.

Караван двигался вперед, и если не считать, что под плащом я была совершенно голой, чувствовала я себя сравнительно неплохо. Не бьют, не сажают на цепь, не унижают, не кормят объедками – и на том спасибо.

На первом же привале дракон отослал кого-то в ближайшую деревню, и вскоре я примеряла обновку – платье. Поношеное, но чистое, из тонкого сукна. К платью раздобыли пестрые вязаные чулки и деревянные башмаки. Одежда вилланов, хотя я была рада и этому - наконец-то одеться, как подобает человеку, а не бродить голышом, как животному.

На привале раздали простую, но вкусную еду – лепешки, куски холодного мяса, вареного в травах, по горсти каленых орехов на каждого. Мне тоже дали и лепешку, и мяса, и орехов, а дракон протянул мне свою фляжку – из тисненой кожи, на крепкой металлической цепочке.

Прежде, чем начать есть, я прошептала молитву и осенила себя святым знамением, а потом с наслаждением впилась зубами в лепешку, на которую был положен кусок мяса – пахнущий укропом и чесноком.

Мы сидели под деревом, я - на постланом плаще, дракон – просто на земле. Он уже съел свою долю и с интересом посматривал на меня, а когда я закончила с едой и снова прошептала молитву, спросил:

- Ты такая набожная? Отец приучил?

Напоминание об отце показалось мне, как колючка терна в бок, но я ничем не выдала своих чувств и спокойно ответила:

- Я с тринадцати лет жила в монастыре. Это привычка. Вас она раздражает? Драконы ведь все – безбожники.

- Нет, не раздражает, - даже если я уязвила его в ответ, он ничем этого не выказал. – Живи, как привыкла. В каком монастыре ты была?

- Святого Трилистника, - ответила я, отпивая из фляги. Я ожидала найти там вино, но фляга была наполнена водой – вкусной, чистой. Я пила и не могла напиться.