Диагностика ребенка в больнице так же показала, что он абсолютно здоров, бодр и весел. По крайней мере это точно не какая-то амнезия, вытеснившая ужасное, и не провал в памяти. По всем показателям, даже по следам в его биологических жидкостях, выходило, что для ребенка действительно прошла какая-то пара минут, тогда как тут, в реальности, мы искали его чуть больше двух недель.

Но кто ищет ответы, когда счастье так и распирает? Вот и мы не искали. Только выдохнули с облегчением, что все разрешилось, и зажили себе дальше в надежде, что с нами-то такого никогда не случится.

А спустя еще какое-то время, что-то около пары недель, я стала замечать, что веселая, бойкая Анютка как-то… посерела что ли. При встречах она дергалась, опускала глаза, быстро бормотала слова приветствия и постоянно оглядывалась. Сына, которого до этого буквально не спускала с рук, к себе не подпускала, хотя по идее должно было быть как раз наоборот, после пережитого-то. Да и сам Матвейка…

Знаете, мне обычно нет дела до чужих людей. Я не отношусь к породе сплетников, и не слежу за соседями. Но… Это были те странности, которые просто бросаются в глаза. Я же Матвейку с пеленок знала, буквально помогала Анютке нянчится с ее первенцем, сидела с ним иногда. И все время, что мы с ним были знакомы, это был самый обычный ребенок. Веселый, чуть шебутной, добрый мальчишка. Обниматься любил, животных тискал без остановки, не разбирая на диких и домашних, мог часами играть своими игрушками…

Нет, он и теперь делал все это, но… Иногда, буквально на мгновение, за милыми детскими чертами лица проступало что-то… что-то. Другое. Злое. Такой, знаете, тяжелый, пристальный взгляд, улыбка жесткая, скорее похожая на оскал… Я списывала все на воображение, игру теней ведь еще никто не отменял. Вот только в сочетании с почти убитой Анюткой это выглядело, мягко говоря, ненормально.

В конце концов я не выдержала и приперла соседку к стенке. Та, на мое удивление, отпираться даже не подумала, выложила все, как на духу. Вот только лучше бы она молчала…

– Понимаешь, Даш, я ведь… Нет, глупость это… Я… Люблю своего сына больше жизни, люблю его пальчики, улыбку, то, как он кашу по столу размазывает, тоже люблю. Но… Ты, сейчас наверно подумаешь, что я сошла с ума… Я тоже так думаю, ты не думай. Потому что… То, что вернулось ко мне из чулана – это не мой сын. Я уверена в этом. И мой муж… Он тоже сначала говорил, что у меня стресс, а теперь сам оглядывается, когда Матвей стоит за спиной…

И, да, Анютка подтвердила мои опасения. Взгляд, поведение, странные слова, которые трехлетка просто НЕ МОЖЕТ знать и говорить… Еще она сказала, что животные, которые раньше Матвея обожали, стали от него шарахаться прочь, а он… Анютка видела, как он с совершенно равнодушным лицом ловит в кулак маленькую ящерку и отрывает ей голову.

Теперь мне тоже страшно. Я отвожу глаза, когда встречаю Матвея на лестнице, стараюсь пройти мимо как можно быстрее. Мне безумно жаль Анютку, и ее мужа, и… настоящего Матвейку, потому что ЭТО – точно не он. ЭТО только прикидывается им, мимикрирует, но даже не пытается скрывать свою настоящую сущность. По крайней мере не от нас. Он ЗНАЕТ, что мы раскусили его, но… ему все равно.

Что это такое? Зачем оно пришло в наш мир? И где, в конце концов, Матвейка? У меня нет ответов на эти вопросы. А еще мне дико страшно, потому что я понятия не имею, сколько их еще таких же, и как от них защититься.

Ласки в конюшне


Я искренне считала, что в нашей конюшне завелись ласки. Ну, знаете, такие милые маленькие зверьки, которые гоняют мышей, плетут лошадям косички и иногда проказничают. Никакой другой версии у меня не было, а в мистическую подоплеку я никогда не верила. Но… После пожара мне буквально ПРИШЛОСЬ убедиться в обратном.