Беттина осторожно движется ему навстречу. Одно мгновение – и ей конец. Но невзирая ни на что, Беттина тянет к нему руку. Глаза отстраняются. Не потому, что боятся боли, – скорее боятся человека. «Всё хорошо. Я не причиню тебе вреда», – тихим голосом успокаивает великана девочка.

Она дотрагивается до толстой шкуры на правом крыле. Оборачивается на Мирославку, своего друга, который стоит в паре шагов от них. Миро куда более насторожен, чем Беттина.

– Вот сюда вошло копьё Охотника. Видишь надрез?

Мальчик-звонарь подходит ближе. Осматривает место.

– Никуда не уходи, – тихо говорит паренёк и исчезает.

Беттина остаётся с Глазастым наедине. Он просто невероятных размеров.

Девочка пробует заговорить.

– Это здорово, что тебе нравится моя музыка. Я всегда так рада, когда вижу тебя за окном во время игры. – Беттина вытягивает ладони и делает вид, будто играет на органе.

Глаза понимающе опускают веки.

Беттина изображает горную вершину и тыкает пальцем в гостя. Тот в ответ прикрывает глаза, как бы говоря: «Да, я живу на вершине чёрной скалы, далеко-далеко отсюда».

– Тот человек, который ранил тебя на кладбище… Он хочет убить тебя, – говорит Беттина. Как это показать руками, она не может придумать и печально опускает голову. Наконец поднимает озадаченный взгляд на Глазастого. – Они всё подстроили, мы сами слышали.

Великан кивает. К удивлению Беттины, бесформенный рот раскрывается и исторгает вздох.

– Зна-а-аю.

Так он разговаривает!

Тело Беттины охватывает дрожь. Глазастый умеет говорить!

– Я Беттина, – говорит органистка.

– Чернобог, – слово выкатывается из громадного зева, словно каменная лавина.

Перед мысленным взором Беттины живо встаёт вчерашняя ночь, когда они вместе с Миро подслушали тот роковой разговор.

Сквозь высокие витражи капеллы косо падает лунный свет. На бледные каменные плиты пола, на деревянные панели стен ложится тонкая паутинка теней. Беттина сидит на скамье перед громадой церковного органа. Перед ней взбегают вверх три ряда клавиш. На уровне глаз регистровый пульт: с десяток рычажков, которыми переключаются тембры. Под подошвой кожаных сандалий – длинные педальные клавиши, похожие на бурые языки. Иногда со стороны кажется, будто Беттина по ним прямо танцует. Органная музыка разносится громким эхом по капелле – кажется, будто играет целая дюжина музыкантов. К сводам над головой возносятся один за другим то резкие аккорды, то мелодичные переливы. Музыка просачивается сквозь толстенные трёхсотлетние стены и грохочет по длинным пустым галереям. В тесных кельях, где когда-то жили монахи, сегодня ютятся мальчишки и девчонки. Дети, о которых не смогли позаботиться родители, находятся здесь на попечении братьев и сестёр ордена. Игра Беттины на органе помогает детям заснуть, поэтому директриса разрешает Беттине играть поздно ночью.

Но на самом деле Беттина играет не для детей – таких же, как она сама, – и не для директрисы. На самом деле Беттина играет для него. Стоит музыке зазвучать, как через пару минут появляется он. Вот уже несколько месяцев так. Даже со своим плохим зрением Беттина не может не замечать в окне пары глаз, горящих красным. И каждый с подушку. Кроваво-красные, с чёрными зрачками, и зрачки – что блюдца.

Когда Беттина увидела их впервые, она закричала и убежала. Во второй раз продолжила играть, но трясло её так, что она не попадала по педальным клавишам. И пока играла,