– Вот вы, Валюша, тоже слабо говорите по-русски. Завкафедрой. Ну что такое завкафедрой? Нет такого слова в русском языке.

Да что она понимала, эта Сузи, обиженно подумала я. Она никогда в советском вузе не училась! Только пять классов школы за плечами. А язык – это живой организм, он развивается. Я не стала вслух с ней спорить. Лишь скосила глаза на развешанные в ее комнатке-мастерской ее же городские пейзажи, иногда с нарушениями перспективы, чуть косые. В другую нашу встречу Сусанна мне поведала, что новые, вновь приехавшие, понаехавшие русские ей кажутся просто несносными по своему нахальству, неучтивости и плохому русскому (она опять меня легонько лягнула за мою завкафедру), хотя в то время я познакомила ее именно с завкафедрой русского языка нашего местного университета (в момент знакомства я подчеркнуто ушла от сокращения и обозвала этого господина Слуцкого полным наименованием, но по-французски, притом добавила, что это не кафедра русского языка, а кафедра славянских языков). Знакомство состоялось к большому взаимному интересу. Про него она в итоге своих наблюдений заметила, что он бурбон и бука (отчасти это было правдой, и хотя он был русский, а его миловидная подруга француженкой, она тоже прекрасно говорила по-русски, и про нее Сузи сказала, что Николь необычайно милая). Кстати, Слуцкий тоже обратил внимание на кривизну арабских пейзажей Сузи, а когда пришел к ней очередной соблазн пригвоздить всех в целом новоприбывших русских, Сузи развернула передо мной взволнованный рассказ о том, как ей довелось побывать «генералом» на свадьбе одной своей знакомой француженки, которая сочеталась браком с неким Игорем Хавкиным из Питера.

– Вы бы знали, Валентинушка, какой он красавец! Все при нем. И рост, и стать, и речи. В Питере служил водителем грузовых составов.

Начало Сузиной речи меня немного удивило. Пробраться во Францию под соусом брака было скорее дамской технологией, чем мужской. Тогда, по статистике, выданной в газете «Русская мысль» (Слуцкий, правда, сказал, что это еврейская мысль, и вообще он любил проехаться по адресу богоизбранной нации, несмотря на свое физическое сходство все-таки тоже с сыновьями древнего народа), в год заключалось по всей Франции одна тысяча русско-французских браков, и должны все-таки быть среди женихов и русские парни! Сузи в ответ на мои молчаливые размышления продолжила:

– Ну, может быть, он был водителем трамвая. А может быть, даже кондуктором. У нас нет уже кондукторов, все на автоматике, да и трамваев тут нет, а там у вас в Советской России могут быть и кондуктора.

– Мы уже постсоветская Россия, – тихо сказала я, привыкшая к тому, что Сузи признавала только монологи. Сузи мне даже показала тогда его фотографию и вообще фотографии всей свадьбы. Я запомнила лицо жениха, оно было слишком значительным и запоминающимся. Да, это был тот самый Игорь. Один раз мы даже с ним пересеклись в квартире Сузи, точнее, на ее лестнице: по просьбе Сузи он нес старый диван в подвальную кладовку. Она бегло нас познакомила и почему-то довольно бесцеремонно потом отправила его домой, не угостив даже чаем, только бросила на ходу, что занята картиной. Затем мы долго не встречались с Сузи, да я и перестала ходить в церковь на улице Жан-Жак Руссо, объяснив себе, что между Русской православной церковью и старокалендаристской нет дружеского общения, а это чем-то чревато, для меня по крайней мере: французский батюшка, который русского языка вообще не понимал, хотя Сузи обращалась к нему «батька» (а далее по-французски), запрещал нам, его прихожанам, ходить и причащаться в русскую или румынскую церковь.