По истечении длительной вступительной части разговора я перешёл к основному, к тому, что подвигло меня, не поставив никого в известие, на путешествие через коварную, опасную пустыню, путешествие, отнюдь не обещавшее благополучного исхода моей затее. Однако, к огромной радости, моё предложение приняли сходу: то ли причина крылась в банальной скуке держателя маленького, тихого домика, где гости столь же редки, сколь удача наткнуться посреди Сахары на раздольное прохладное озеро; то ли я действовал достаточно разумно и настойчиво, – но, как бы то ни было, согласие предоставить всякую литературную помощь я получил немедля. Писатель сразу же заикнулся и о том, чтобы попытаться распространить в ближайшем городе, а может, и за его пределами будущий итог работы мыслей приглянувшегося собеседника и трудолюбивых рук своих. Это глубочайше вдохновляло; тем не менее, пришлось слегка обуздать творческий порыв владельца дома, объяснив, что сперва следует вслушаться в приготовленные мною факты и перевести их в нужные слова, а после уж задумываться о поиске читателей, точнее, об уместности такого рода деятельности. Несильно и ненадолго грусть отпечаталась на челе увлёкшегося автора, и всё же, успокоившись и приведя чувства в порядок, он признал мою правоту. Я подождал, покуда вновь обретённый друг займёт положенное место за письменным столом, возьмёт с верху толстой стопки листов чистый прямоугольник, достанет чернила, окунёт в них перо, кивнёт, давая знак начинать, – и повёл неторопливый, обстоятельный рассказ.

В центр моей истории помещено, пожалуй, величайшее чудо Египта, произведение искусства родом из далёкой давности, неповторимая в таинственном и мистическом значении, масштабнейшая в мире пирамида – наследие легендарного фараона Хеопса Первого. Годы, десятилетия и века утопали во мраке времён, выстраиваясь в нескончаемую вереницу, по мере того как вознёсшийся прямиком к небу островерхий колосс бережно хранил в бессветном, обложенном гигантскими кирпичами, пыльном чреве секреты, подобных которым не было и нет на Земле. Один из них, неназываемый и неугаданный, несущий разрушение, проявил себя в конце второго тысячелетия, отправив в страну мёртвых, в дорогу без возврата, приезжих исследователей, решивших, вопреки пугающим арабским сказаниям, проникнуть в святая святых громаднейшей гробницы, осеянной вниманием и заботой и находящейся под неусыпной охраной непобедимых, не ведающих гибели и сомнений богов. Амон-Ра, Анубис, Иштар и многие, многие иные – я ведаю об их существовании и потому верю в него; герою же повествования, смелому и отчаянному пришельцу из Америки, в ту забываемую нынче пору ещё только предстояло убедиться в правоте знания, истоки которого несравненно старше, чем неохватная и для взгляда, и для ума, необычайная и восхитительная египетская страна.

Американский историк, солидного вида мужчина лет сорока, со смоляными волосами, нежно опылёнными проседью, и мощными загорелыми руками и ногами, направлялся к земле египетской, юдоли песков и ветров. Учёный муж проделал немалую дорогу, как по сложности, так и по истраченным часам: бесстрашно сражаясь с необъятным солёным простором и его непредсказуемым суровым нравом, он пересёк на триреме Атлантический океан и через половину Европы, пользуясь то ослами, то конями, то верблюдами, тратя немыслимое количество долларов, неизменно подстёгивая себя и других и загоняя зверей – живой транспорт либо тягачей для разнообразных повозок, в течение десятков дней добрался до границы вожделенного Египта. Его встретило, с головой окунув в себя, лето, из-за здешних вольностей природы нестерпимо жаркое, – впрочем, только днём, тогда как ночью тут владычествовали лютые, безжалостные морозы. Пока же бесновалось вокруг разъярившееся тепло, которое будто стремилось выжечь дотла всё и вся вокруг, безразлично что: холодные ли камни, бессчётные крохи-песчинки, редкие, но стойкие и выносливые деревья или путешествующих под палящими лучами на "кораблях пустыни" темнокожих и темноволосых людей.