Он непроизвольно снова шмыгнул носом.

Погружённый в свои мысли, подросток не заметил, как кто-то подошёл к нему. Беззвучно, точно призрак. Когда Костя поднял глаза, отвлечённый от размышлений и напуганный внезапным ощущением чьей-то близости, этот кто-то стоял возле него, прямо напротив скамейки.

Страх, уже давно не новорожденный, а огромный и упрямый, бешено стучался о стенки черепа.

– Но у меня нет шестьсот… – только и смог выговорить Костя – первое, что пришло на ум.

Однако фраза осталась незаконченной. Впрочем, какая разница: он всё равно ошибся.

Горло сжало судорогой от панического ужаса.

«Ты умрёшь, когда у тебя появится френд номер 666».

Высокий, мощного телосложения мужчина с топором размахнулся и пустил оружие в ход, со свистом разрезав окружающую темноту. Тусклый отблеск светящей в небе луны сверкнул на остром, нацеленном в шею подростка лезвии и в не знающих пощады и жалости глазах маньяка. И – в глазах напротив, остекленевших от невероятного, почти инфернального испуга и жуткого непонимания…

Проявлением наибольшего милосердия в нашем мире

является, на мой взгляд, неспособность человеческого

разума связать воедино всё, что этот мир в себя включает.

Мы живём на тихом островке невежества посреди тёмного моря

бесконечности, и нам вовсе не следует плавать на далёкие расстояния.

(Говард Филлипс Лавкрафт, «Зов Ктулху»)

Воистину, нет тьмы страшнее, чем тьма, что скрывается в нас самих. Завеса из тумана, дыма и мрака, окутывающая наше бедное сознание. Спасительная и губительная одновременно. Завеса, которая ведёт нас сквозь жизнь к безумию – и гибели…

Стоит мне задуматься о произошедшем в красивых и загадочных кавказских горах, как неизбывная дрожь проходит по телу и всепоглощающий ужас захватывает жалкий, бренный разум. История эта, случившаяся совсем недавно, лишила меня сна и обрекла на долгие страдания, а возможно, и преждевременную смерть. Однако я должен поведать её, обязан, как человек, неравнодушный к судьбе своего и грядущих поколений.

Началось всё, когда я, молодой, но уже довольно известный писатель, перебрался из своей уютной квартирки в Митино в заснеженные горы Кавказа. Не буду точно называть регион, да это и неважно; смысл моего рассказа вовсе не в том, что тянет нас с Родины на чужбину, не в страхе и даже не в смерти – а в иллюзорности спасения. В невозможности преодолеть события, которые раньше не просто казались нам несущественными – представлялись нереальными.

Поскольку я не знал, как добраться до одинокого домика, угнездившегося среди покрытых снегом пиков, меня туда довезли. Одинокий и довольно нервный кавказец, уже немолодой, но ещё не старый, сразу заинтересовал меня нехарактерным для человека его возраста и национальности поведением. Всю дорогу до домика он молчал, если не считать грубо оброненного вопроса, заключавшегося в том, зачем я вообще отправился в такую глушь.

– Я писатель, – ответил я. – И хочу написать новую книгу. Роман, на основе произведений Лавкрафта.

Нельзя сказать по реакции кавказца-водителя, знал он, кто такой Говард Лавкрафт или нет, только с этого момента он замолчал, будто ему зашили рот, замкнулся в себе и вёл машину тихо-тихо, разве что иногда порывисто оглядывался по сторонам.

Идея воплотить знаменитые Мифы Ктулху на свой лад возникла у меня недавно и так мне приглянулась, что я поспешно собрал вещи и двинулся в путь. Долетел частным самолётом до довольно крупного кавказского города, оттуда добрался на арендованной машине до аула, а здесь уж встретил водителя, который согласился не просто показать мне дорогу, но даже, следуя исконному кавказскому гостеприимству, довезти меня до места. Вот только мне пришлось долго уговаривать нового знакомого и посулить очень хорошую плату, прежде чем мужчина согласился. Никогда прежде не встречался я с проявлением столь глубокого волнения и плохо скрываемого страха у представителя «горячей» национальности, что всегда славилась храбростью, чуть ли не безрассудством.