У нее обычное, утомленное лицо, а в голосе лишь слышится привычное напряжение.

Как же мне радостно вновь оказаться в тихом гуле машины. Хорошо даже от ремня безопасности, надежно перехватившего грудь. «Куда вы подевались? – спрашиваю я Бледняшку Колли и щенка Дампстера. – Я так испугалась».

«Там было полно других собак, – отвечает Дампстер, – и я просто пошел с ними поздороваться».

Значит, в Онести есть Бледняшки. Интересно, смогу ли я когда-нибудь их увидеть? Я немного думаю об этом, пока в окно светит закатное солнце, окрашивая небо в апельсиновый цвет. О привидениях собак первопроходцев, потом о диких призраках тех, кого бросили, уйдя из этого города.

«А мне пришлось пойти за ним, чтобы забрать, потому что еще не пришло время», – добавляет Бледняшка Колли.

Зная этот ее кичливый тон, я закатываю глаза. Опять чудит. Однажды она целую неделю провисела в шкафу, как старая блузка, постоянно твердя одно-единственное слово: «Эмболия, эмболия, эмболия». А потом просто вновь стала нормальной, таскалась со мной по утрам в школу, пряталась в рюкзаке и отпускала злобные шуточки в адрес учителей.

«Сердце мне пронзи, в глаз иглу воткни – я умру, смотри», – напевает Бледняшка Колли.

Она даже сочинила на эти слова мелодию.

«В старину так поступали, когда хотели убедиться, что ты покойник».

Сообщать ей что-то новое порой весьма забавно. Бледняшка Колли может выставлять себя жуткой всезнайкой, хотя на деле не дает мне даже дорассказать историю, что для нее вполне типично.

«Смотри-ка, – говорит она, – мы уже приехали».

От страха, который на меня нагнала Колли, в груди до сих пор гулко бьется сердце. Я только на секунду опустила в телефон глаза, и она сразу же пропала. Бесследно исчезать она по-прежнему умеет хорошо, будто куда-то ускользая из этого мира. Я нашла ее у старого шахтного ствола, надо же было такое удумать. Она тянулась к нему с таким видом, будто увидела пони и решила его погладить. Это было очень опасно, причем ровно то, что я велела ей никогда не делать. Она легко могла съехать по каменистой осыпи и провалиться вниз. Я вышла из себя и наорала на нее – до сих пор перед взором стоят ее испуганные глаза, в которых плещется какое-то знание. Под ее ногой хрустнул камешек, она малость поскользнулась и пошатнулась. Тогда я схватила ее и оттащила от тьмы. От ужаса у меня во рту все еще стоит сладковатый стальной привкус. В то же время на поверхность, как бы я ее ни давила, пробивается и другая мысль. Рано или поздно Колли снова попытается причинить Энни вред.

Что, если мне удастся сохранить только одного ребенка? Что, если придется выбирать?

– Мам… – говорит Колли.

С моих губ срывается ругательство, я выравниваю машину, которая выехала на встречку. Сосредоточься. Потом останавливаюсь.

– Приехали, – обрадованно говорит Колли.

В полумраке черным силуэтом выделяются высокие ворота с пятью прутьями.

– Давай, солнышко.

Приятно слышать, что мой голос звучит нормально. Хотя до нормы мне ой как далеко.

Закрыв ворота, Колли запрыгивает обратно в машину. Как только нас со всех сторон окружает ограда, у меня тут же улучшается настроение. Когда открытая всем ветрам пустыня остается позади, мир вокруг кажется лучше. Весь ее простор забирается в голову и порождает безумные мысли. Я уверена, что все эти мои размышления были навеяны как раз ею.

Вокруг Сандайла на многие мили идет забор из сетки-рабицы. Снаружи он выглядит как правительственный объект из телешоу. Там даже есть предупреждающие знаки «Вход воспрещен». По крайней мере, были. К этому времени большинство из них, по-видимому, проржавели и отвалились. Мы проезжаем мимо сарайчиков для хранения инструментов, старых теплиц, амбаров и генераторных будок, которыми усеяна территория. По мере приближения к центру силуэты растут в высоту – это надворные постройки и конюшни, когда-то превращенные в гостевые дома и давно никем не используемые. Сквозь длинную, темную крышу проглядывает треугольник ярко-синего сумрака. Это беседка, в которой можно устроиться в одном из больших кресел, каждое из которых вырезано из цельного куска красного дерева, и полюбоваться вздымающимися за пустыней горами. Даже в дневную жару там классно как размышлять, так и работать. Мия и Фэлкон задумывали Сандайл источником вдохновения.