Маша, никому не говоря, задумала поехать одна, незаметно пробраться в дом и забрать подарки, пусть даже не все, главное – мамин, вот только погода никак не позволяла. По календарю весна уже наступила, но у природы словно остановилось время, и казалось, что теперь всегда с неба будет сыпать колючий снег, холодный ветер сбивать с ног, а дороги, покрытые льдом, станут опасными для всего живого и неживого. Морозы не отступали, пригородные поезда ходили редко. Маша все ждала удобного момента, а он не наступал. Больно было смотреть на маму, превратившуюся в тень. Машу не оставляла мысль, что если привезти колечко, то оно волшебным образом все изменит и мама опять станет прежней.

В какой-то момент Маша почти решилась на дерзкую вылазку, наплевав на очередное погодное предупреждение о снегопаде. Она отпросилась на денек в школе, а маме наплела про экскурсию в музей. Собиралась встать пораньше, как вдруг среди ночи к ним с Витей в детскую пришел Алексей. Вот прямо как живой, даже постучался. На стук они и проснулись, хотя, может быть, это был опять сквозняк. Они уставились на открывающуюся дверь и охнули. Никто и не подумал испугаться, наоборот, от счастья чуть не потеряли дар речи, зато Алексей не молчал. Улыбнувшись, приложил палец к губам и попросил не перебивать, выслушать и запомнить все, что скажет.

Это был долгий рассказ, местами непонятный, путаный, который закончился словами: «Маша, в дом одна не ходи, только вдвоем с Витей, только вместе вы сможете понять и найти самое главное». Вот эти слова они и запомнили, а больше ничего. Утром, как ни пытались вспомнить, что, собственно, надо найти, не получалось. Витя смотрел на Машу волком, догадавшись, что она собиралась пойти за подарками сама, и не желал с ней разговаривать. Маша смутно припоминала какие-то обрывочные слова, значение которых было непонятно, – «красный комиссар», «экспроприация», «национализация». Подумав немного, открыла интернет. Витя подбежал и со всего маху шлепнул пятерней по клавиатуре. Экран погас.

– Ты чего, совсем обалдел? – разозлилась Маша. – Я слова вспомнила, надо проверить, может, догадаемся, что и как.

– Маша дура, – высунул острый язычок Витя, скорчив рожу, – у Маши голова дырявая, а Витя помнит.

– Врун! Если помнишь, скажи. Слабо? Ты даже таких слов не знаешь.

– А вот и знаю. Эти слова сто лет назад все знали. Если придумаешь, как нам вдвоем дома сегодня остаться, то расскажу. Ты же наврала ей про экскурсию. Я уже много чего увидел.

Маша кисло усмехнулась.

– Ври, да не завирайся. То, что сто лет назад было, никто не увидит.

– А я могу.

– Тогда кто такой красный комиссар?

– Лешин прадедушка, ясно?

– А он тут при чем?

– С него все началось. Больше ничего не скажу. Иди маму буди. Пусть на работу идет, а мы тут останемся.

Витя перед рассказом о прадедушке Алексея затребовал банку варенья. Маша не дала, он долго капризничал, а потом его словно прорвало. Маша слушала брата, мрачнея все больше. Даже не потому, что история сама по себе была жутковатой, а потому, что Витя менялся на глазах, превращаясь из шкодливого малыша в старичка с остановившимся, мутным взглядом и хриплым, чужим голосом. Казалось, кто-то другой, переживший все ужасы революций и войн, поселился внутри Вити и пытается заставить его говорить о том, чего ребенок не понимает и не может знать. Получался очень путаный рассказ, Маша с трудом улавливала его смысл еще и потому, что Витя то вскакивал, то падал на ковер, дрыгая ногами. Выпучивая глаза и захлебываясь слюной, он выкрикивал какую-то невнятную чушь. Смотреть на все это и слушать было невыносимо. Пытаясь выдернуть брата из прошлого, Маша схватила его в охапку, встряхнула, но его тело свела судорога, выкрутив дугой руки и ноги. Маша в страхе закричала: «Очнись! Я все поняла!» Витя обмяк и провалился в глубокий сон. Так и оставила его на полу спящим, а сама присела рядом.