Слова эти сильно подействовали на Глущенко. Выскочив из милицейского околотка, он запрыгнул в свой «Запор»:

– Едем! Надо опередить этих костоломов! Пристрелят дурака Гаврилова, даже не поморщатся!

На подъезде к хутору Безымянка фары высветили скромный белый обелиск с красной звездой на верхушке.

– Сражение здесь было в Гражданскую войну! – сквозь рёв и дребезжание авто крикнул я. – Красные преследовали белоказаков, своих же станичников. И напоролись на засаду. Казаки дождались, когда полк красных вытянется в узкой горловине между буграми, и атаковали. Казачья лава – с трёх сторон! Много тогда порубали!

Глущенко лишь покачал головой.

– Здесь не бугры, а настоящие дюны, как в Прибалтике! – прокричал он, поворачивая на песчаную узкую дорогу.

Зимнее холодное небо начало светлеть, гася звёздную подсветку.

Единственная улочка хутора пестрела белыми тулупами и цветастыми кацавейками. Народ столпился у низенького плетня, ограждавшего чей-то двор.

Затормозив рядом, Глущенко высунулся из окна:

– Что случилось?

Седобородый старик в чёрном зипуне равнодушно осмотрел «Запорожец» и махнул рукавицей в сторону дома:

– Славик Гаврилов прибёг с ружжом! Тама – родители евоной жинки. Требуит з них свою жинку. Гутарит, шо прячут воны дочу. Стрельнул ужо два раза! Нас не пущает. Гутарит, шо застрелит.

Глущенко вылез из авто и хлопнул дверцей:

– Ильин, пошли уговаривать дурака!

Зайдя на крыльцо, лейтенант начал барабанить в дверь и греметь хлипким засовом:

– Курсант Гаврилов! Это лейтенант Глущенко! Выходи! Поехали в училище!

В ответ – тишина. И почти сразу – звон разбитого стекла.

Из окна высунулось дуло автомата.

– Всем назад! С крыльца! Застрелю! – нервный крик Славика утонул в грохоте автоматной очереди.

От неожиданности Глущенко споткнулся и кувыркнулся на землю. Вскочив, бросился за плетень:

– Ильин, ложись!

Закурив и переведя дух, лейтенант приказал:

– Ильин! Может, тебе удастся уговорить дурака? Только смотри, времени у нас мало. В любой момент нагрянув ВэВэшники да застрелял придурка к еб..й матери! Тогда уж точно меня посадят!

Метнувшись за ствол берёзы, растущей рядом с окном, я начал переговоры:

– Славик! Это Ильин! Две минуты можешь послушать?

– Пошли все на х..й! Пока жену мою не приведёте, разговора не будет! Я сказал! – нервно завизжал мой друг, выглядывая из-за белой оконной занавески.

– Славик! Ну и выпусти родителей жены. Они и приведут!

– Хрен там! Не хотят! Матерятся на меня! Надо их пристрелить!

«Бл..дь! В таком нервозном состоянии он реально может застрелить!» – думал я, лихорадочно перебирая варианты дальнейших своих манёвров.

Надо ведь успокоить парня, а затем предложить подходящий для него выход. Понимает ведь, что ждёт его тюрьма.

И заложников захватил, и оружие похитил, и самовольно покинул воинскую часть. Лет на двадцать может присесть!»

– Славик! Так родители ни в чём не виновны! Зачем их стрелять? – крикнул я, выглянув из-за дерева.

Ствол автомата, высунувшись из окна, мгновенно уставился на мою глупую наивную голову:

– Петро! Мы с тобой друзья! Но если ты полезешь сюда, застрелю!

– Зачем мне лезть? – усмехнулся я, подходя к окну. – Хочешь, стреляй! Всё равно я собрался после училища в Афган. Там быстрее подстрелят, чем здесь. Так что стреляй! Только в чём тебе-то польза? Ты ж не душман, чтоб русских стрелять.

Славик усмехнулся:

– Не подходи, застрелю!

– Своих стрелять – дурное дело! – вздохнул я тяжко. – Мы вот проезжали на трассе у памятника погибшим казакам. Тогда, в восемнадцатом году, постреляли да порубили казаки своих же станичников. И чё они доказали? Полхутора вашего опустело навсегда!