Но, конечно, пообещали. Мол, кровь из носа, но получишь свою квартиру. Потом когда-нибудь.
– Генерал ещё сказал, что очередь на квартиру, в которой я состою, не уменьшилась. Наоборот, увеличилась. Впереди меня оказались оказались сотрудники военной прокуратуры и всякие подозрительные типы. – с горечью дополнил Вадим.
«Вот скоты! – подумал я. – «Любовницам раздают квартиры, а боевых офицеров уничтожают в плесени общаги!»
Размышления мои прервал возмущённый бас прапорщика Алексея Рощина, нашего соседа по общаге.
Ему, похоже, тоже не спалось в эту предсубботнюю тёмную ночь. Вот и зашёл, так сказать, на огонёк, заслышав полуночников.
Поняв, о чём речь, тоже возмутился:
– Сегодня был в штабе, выяснял продвижение жилищной очереди. И что узнал? Меня, оказывается, в очереди нет! А куда делся, прапорщица Вихарева, секретарь комиссии, не знает.
«Вот поганцы!» – подумал я. – «Ведь Рощин – не просто прапорщик. Не заведует он продуктовым складом. Рощин – композитор! Кроме того имеет звание „Заслуженный артист России“. И его, заслуженного человека, выбросили из жилищной очереди!»
Вадим закурил очередную сигарету и невесело улыбнулся:
– А ты ещё гимн сочинил погранвойскам! Как там у тебя?
– А на плечах у нас зелёные погоны!
– Ага, зелёные! Только с плесенью! – ехидно прокомментировал я. – Ты славишь погранвойска, а тыловички оставили тебя без жилья! И не только тебя. Видишь, майору тоже не хотят давать. А послезавтра выгоняют, выселяют из общаги.
Вадим, к нашему с Рощиным удивлению, затушил окурок и молча вышел из тесной тёмной кухни.
– Плесень! Вадим! На спине плесень! – крикнул я вдогонку, заметив в сумеречном свете чёрно-зелёные лохмотья на его рубашке.
Майор запаса меня не услышал.
А рано утром он деликатно постучал в дверь нашей комнатушки.
Когда я, зевая спросонья, открыл дверь, Вадим предложил спуститься вниз, во двор:
– Там уже наши ребята!
– А ты чего в парадке, да с орденами? – удивился я раннему визиту и особенно парадной форме майора запаса.
– Прощание славянки! И со славянкой! – туманно пояснил он, направляясь к выходу из общаги.
Внизу, во дворике, уже стояли наши соседи – офицеры.
Курили, недоуменно переглядывались.
Вадим обнял каждого из нас:
– Не поминайте лихом!
Пока мы удивлённо переглядывались, майор, позвякивая многочисленными наградами, отошёл метров на двадцать, к стене могильного склепа.
Что-то достав из карманов брюк, он крикнул:
– Прощайте, ребята!
Взрыв потряс маленький дворик общаги, а стена могильного склепа стала красной.
Мы замерли в оцепенении.
– Граната! Из Чечни привёз! – прошептал кто-то.
– Плесень его погубила! Тыловая плесень! – зло сплюнул Рощин.
глава 8
Собака вкусная?
Вспоминая все эти общажные мерзости, я заваривал зелёный туркменский чай и нарезал лимончик. Всё это – для своего друга Володи Шаркова, редактора «Старгопольского меридиана».
Через секунду двери моего корпункта хлопнули, и Володя радостно доложил, протягивая свежий номер газеты:
– Каков заголовок! Сенсация! Бойцовские верблюды рубятся страшно, насмерть!
Взяв газету, я улыбнулся. И вспомнил вчерашний день.
Как всегда, Шарков удивил неожиданной темой:
– Петро! Выручай! Завтра – первое апреля, а мои девчата ничего не нашли смешного. Ставить нечего! Давай вспомни что-нибудь эдакое!
Насмешливо хмыкнув, я напомнил другарю:
– Ты же знаешь, после моих шуток у кого-то обязательно будет, как выразился наш тыловик, полна жопа огурцов!
Володя заржал, как полковая лошадь, и настырно продолжил свою свербящую его редакторский разум тему:
– Помнишь, хотел ты разводить боевых верблюдов-дромадеров? Для верблюжиных боёв без правил? Давай дадим? Сенсация будет! А огурцы в жоре пусть другие получают.