(Интернет-мем)

Как показывает мировой опыт, все разговоры на тему угнетения тех или иных национальных меньшинств в основе своей преследуют цель нанесения вреда тому государству, которое якобы «прессует» те или иные малые народности на своей территории. При этом за кадром остаются реальные случаи угнетения тех или иных народностей, имеющие место в некоторых странах. Эта данность применима и к Бирме/Мьянме.

Безусловно, национальный вопрос является чувствительной темой для страны, где национальные меньшинства составляют порядка 25–30 % от общей численности населения и составляют большинство такового практически во всех приграничных областях, тогда как государствообразующий этнос – бирманцы, – напротив, преобладает в центре и на юге Бирмы/Мьянмы. Однако нельзя сказать, что представители малых народов каким-либо образом дискриминируются. Автор этих строк несколько раз бывал в Бирме/Мьянме, причём в разных частях страны, в т. ч. и в тех, где преобладает небирманское население, и должен признать, что особой дискриминации не наблюдается. Всего в Бирме/Мьянме признано существование 135 этнических групп в качестве коренных народов страны. Наиболее крупные из них в порядке убывания численности после собственно бирманцев – шаны, карены, моны, кая, качины, чины – населяют территории штатов, по своему статусу напоминающие республики в Российской Федерации (далее – РФ), тогда как территории, населённые преимущественно этническими бирманцами, выделены в провинции. Наряду со штатами имеются и т. н. «самоуправляющиеся территории» – что-то типа автономных округов в РФ, – которые выделены как на территории штатов, так и на территории провинций. Фактический статус этих самоуправляющихся территорий довольно различный. Например, есть «автономные округа» типа Самоуправляющейся территории племён нага, расположенной вдоль границы с Индией в провинции Сагайн на северо-западе Бирмы/Мьянмы, до которой, похоже, никому нет дела, а есть Самоуправляющаяся территория племени ва в штате Шан на северо-востоке Бирмы/Мьянмы, которая фактически является отдельным непризнанным государством.

Как и в большинстве многонациональных стран, ситуация в Бирме/Мьянме следующая: имеется государствообразующий народ, т. е. этнические бирманцы, и национальные меньшинства, лояльность которых к государству, на территории которого они живут, довольно различна. Исторически национальные окраины всегда были автономны по отношению к центру, более того, многие окраинные народности на практике не подчинялись власти бирманских королей. С приходом англичан ситуация мало изменилась. Британцы не вмешивались в жизнь национальных окраин в обмен на признание ими верховной власти колониальной администрации, более того, давали национальным меньшинствам определённые привилегии. Так, колониальная полиция, как правило, набиралась из представителей каренских и качинских племён. Одновременно с этим часть представителей данных племён приняли христианство протестантского толка, что позволило возникнуть некоему подобию национальной идеи, в основе которой лежало противопоставление этническим бирманцам. Это заложило «мину замедленного действия» во взаимоотношения этих народностей с бирманцами. В годы Второй мировой войны последние до весны 1945 г. сражались на стороне японцев, тогда как карены и качины – на стороне англо-индийских войск. После войны, незадолго до обретения независимости, национальный лидер бирманцев Аун Сан пообещал автономию национальным окраинам, однако его внезапная гибель и начавшаяся в стране гражданская война не позволили на практике реализовать обещанное. В то же время не следует считать, что все национальные меньшинства только и мечтали или мечтают о том, чтобы отделиться от Бирмы/Мьянмы. Позиция большинства представителей элиты национальных меньшинств сводилась, да и отчасти до сих пор сводится, скорее к следующему – «мы вам и раньше не подчинялись, и сейчас не хотим, поэтому не лезьте в наши дела», но при этом речь не шла о формировании собственной государственности. Иными словами, они хотели бы более широкой автономии, чем реальной независимости, тем более что, за исключением бирманцев, монов, шанов, палаунгов и отчасти кая, все остальные малые народности страны не имели опыта государственности, а находились, да и до сих пор во многом находятся, на стадии родоплеменного строя. Так, лидеры шанов, чьё благосостояние зависело от опиумных плантаций Золотого треугольника, откровенно торговались до конца ХХ в. с правительством Бирмы/Мьянмы относительно расширения своих прав и привилегий, но при этом особенно и не пытались выйти из состава страны. Ещё более лояльными по отношению к центру были племена чинов на западе Бирмы/Мьянмы. Лидеры монов, возможно, и хотели бы видеть восстановление государства Хансавади, завоёванного бирманцами в середине XVIII в., но на практике это совершенно неосуществимо. В настоящее время из 4 млн монов, проживающих главным образом в Верхнем Тенассериме (ныне штате Мон) и в Нижней Бирме, на родном языке говорит, дай бог, 25 % населения – для остальных, родным языком является бирманский. Кроме того, моны сильно перемешаны с бирманцами и культурно очень близки к ним, несмотря на различное происхождение