Брать с собой черный пакет она не может, в сумочку он не влезет, а тащить его отдельно как-то неудобно. Полетела в Петербург с пакетом битого стекла.

Но почему-то она подумала, что надо спрятать, как-то закамуфлировать этот черный пакет с хрусталями.

«Мало ли, вдруг пригодится? Заказать браслет. На какие деньги-то», – обрезала себя нищая Вера.

Но все-таки поддела землю у пенька носком, она еще не замерзла, была мягкая, сучком от елки подкопала под пеньком ямку. Положила туда пакет. Завалила землей. Притопнула. Подумала. Нет, все равно видно.

Поблизости торчал наполовину ушедший в землю здоровый кусок какого-то старого кирпича. Кирпич в лесу – дело редкое, да. Откуда тут он? Кто его приволок? Зачем? Водрузила кирпич на едва присыпанный черный пакет. Он все придавил.

Оглянулась.

Это была полянка. Стояли три небольшие елочки в ряд, одного роста. Вера обломила у каждой верхушку. Три безверхие елки и пенек в центре.

Под ним полкирпича, выглядит как орудие убийства.

Теперь все ей казалось тут местом задуманных преступлений, весь лес.

В результате на снегу валялась куча мокрых, грязных лохмотьев. А рядом вынутые из пакета сапоги, очень длинные, черные лакированные, на высоком каблуке. Сняла кроссовки, попыталась надеть сапоги. А носки-то толстые. Сняла их. Но номер не прошел. Не налезло.

И правильно, сапоги эти явно от профессионалки, носить с мини-мини-юбчонкой и стоять на дороге.

Надела обратно свои мокрые носки и кроссовки.

Всю эту грязь и рвань – джинсы, куртку, свитер, как для издевки рассовала в сверкающие пакеты и засунула обратно в чемодан. Сапоги положила тоже в пакет и в чемодан, хотя и пожалела. Жаба придушила. Дорогие. Что им тут валяться. Таньке подойдут, подруга моя мелкая.

Как раз ей на Новый год. Хотя она такие не напялит. Куда их ей носить, она преподает латынь, кандидат наук.

Нет, эти сапоги не для нашего круга общения.

Сунула их в чемодан.

Вдали все еще орали на дороге.

Найдут огромный розовый чемодан – вот им будет повод для размышлений.

Блестящие пакеты, а в них окажется грязное, рваное бомжовское обмундирование и лакированные сапоги в дорогой сумке. Будут рассматривать дотошно. Сдадут на анализ. Неделями будут изучать. Счастливых предположений!

Зачем теперь ехать в Питер? Сокровища – вот они.

Вера, кроме того, была удивлена, как это покойница взяла с собой в дорогу такое барахло – ни пижамки, ни белья, ни домашней одежки и тапочек. И все новенькое, только купленное, с лейблами.

И тут раздался вой машины – полиция?

Вера вздрогнула, схватила чемодан за дужку и из последних сил забросила поближе к шоссе. Потом добежала до него и еще раз кинула его к дороге.

И рванула обратно, выбирая лужи. «В лужах следов не видать», – подумала она. Кроссовки честно держались на бегу.

Промчалась мимо пенька с кирпичом. Три безверхие елочки.

Остановилась передохнуть. Сильно билось сердце.

Сгребла с пенька верхний слой нападавшего снега. Сунула в пересохший рот. Вот не взяла с собой бутылочку воды. Всегда надо брать. Мало ли какие будут обстоятельства.

Стала собирать снежок с еловых лап. Пить хотелось страшно.

И вдруг она услышала, что по лесу издали идут люди, переругиваясь.

Подходят облавой.

Пришлось бежать. Огромными шагами и побыстрее.

О, завопили. Нашли чемодан. Сейчас остановятся и будут досматривать, что в нем.

Нет, голоса приближались.

Тогда Вера помчалась к Москве, параллельно шоссе, как она представляла себе свое место в лесу.

То, что она чемпион, было известно давно в школе и в институте. Она побеждала всех, и мальчишек из спортшколы тоже. Но отец не хотел отдавать ее во взрослый спорт. «Там серьезные допинги», – считал он. «Искалечат тебя. Не сможешь рожать», – считал он заранее.