Зомби тяжело вломились в заросли. Жалобно затрещали кусты, безжалостно выдираемые из земли; с глухими хлопками выворачивались корнями вверх можжевельники, повозка оставляла за собой настоящую просеку.
С запоздалым сожалением Фесс подумал, что, быть может, стоило бы взять чуть севернее, должны же отыскаться дороги, по которым из Вечного леса эльфы вывозят те же брёвна?..
Поздно.
– Левее! – схватила его за рукав Рысь, забыв даже обязательное «одан рыцарь».
Фесс повиновался.
Сам он никаких ворот не видел и уже собирался обратиться к Рыси с вопросом, когда – он сам не понял, как это произошло. Возникло ощущение давящих стен справа и слева, даже не стен, а исполинских, поднимающихся в самые небеса горных громад. Дорога ощущалась узкой извилистой тропкой, которой неведомо как протискивалась грузная телега. И нависающие стены призрачных скал с каждым мгновением сдвигались всё ближе и ближе…
– Не надо магии, одан рыцарь, – быстро проговорила Рысь. – Не надо, и мы пройдём…
Они и в самом деле благополучно миновали узкую щель в невидимых горах. Знакомые деревья расступились, и взорам Фесса открылся истинный Лес.
Здесь не было миражей, как в Нарне. Вечный лес ни от кого не прятался и не скрывал свою истинную природу. Он не скрывался от чужаков, гордый сознанием своей мощи. Узкая полоска, отведённая привычным для людей деревьям, кончилась, и взорам Фесса предстало удивительнейшее зрелище.
Как и в Нарне, тут росли исполинские деревья. Каждое было подобно горе, и больше всего они походили на громадные, дотянувшиеся до облаков дубы. Обширные пространства между лесными великанами занимали деревья пониже, какое‑то эльфийское волшебство доставляло им достаточно света. Казалось, всё тут подчинено строгому порядку, но не навязанному сверху, а проистекающему из самой природы. Земля заросла изумрудной травой, поражая разнообразием цветов, что вовсю цвели здесь, несмотря на валящий с небес снег – хотя, собственно говоря, здесь никакого снега не было и в помине.
И здесь было тепло. И над головами, над зелёной крышей Вечного леса не было низких снеговых туч, закрывавших солнце. Оторопевшему Фессу показалось, что он попал в совершенно другой мир, мир, где царит вечное лето. Он оглянулся – ещё было видно границу снега. Там гнулись под тяжестью белых покрывал боярышник и можжевельник, там остались инквизиторы, там осталось всё зло Эвиала, которому, как мнилось в тот миг Фессу, нет и не может быть хода в эти зачарованные чащобы. В вышине перекликались птицы, и некромант не мог опознать их голосов, как не мог узнать и цветы, в изобилии усеявшие землю под его ногами. Каждый дуб в этом лесу – из старших дубов – не охватила бы цепь и из сотни взявшихся за руки людей. Громадные ветви тянулись над землёй настоящими дорогами; а под ними, в допущенном здешними хозяевами мягком зелёном полумраке, в узких обрывистых лощинах, где среди камнеломки и вьющегося ярпеня виднелись серые острые края выступавшего из‑под земли камня, журчали ручьи, и, наклонясь над обрывом, Фесс видел игравших в воде быстрых серебристых рыбок.
Вечный лес был весь пронизан жизнью. Фесс видел, как с деревьев свешивались любопытные ленивцы, внимательно глядя на пришельцев громадными и блестящими глазами цвета расплавленной патоки. Они ничуть не боялись, и даже зомби некроманта не вызывали в забавных существах никакого страха.
Повозка остановилась. Фесс дал заклятью рассеяться без следа.
Джайлз плакал, не стыдясь собственных слёз. Даже Рысь, которая, по её словам, тут бывала не раз, как‑то примолкла, и лицо её сделалось совершенно неземным, отстранённым, словно она смотрела в не доступные взору других бездны…