На подходах к автобусу Илья споткнулся о пенёк и крепко выругался.

– Напилили тут…

– Слушай, ну можно как-то культурнее выражаться?

Митриев обернулся и снова увидел студентку из литературного. Она начала его порядком раздражать.

– Ты сама, если б споткнулась, классику бы сейчас процитировала?

– Да запросто!

Сколько тут было кудрявых берёз!

Там из-за старой, нахмуренной ели

Красные гроздья калины глядели,

Там поднимался дубок молодой.

Птицы царили в вершине лесной,

Понизу всякие звери таились.

Вдруг мужики с топорами явились…

– Всё, всё, всё! – умоляюще зажестикулировал Илья. – Офигеть ты умная. И ты так вообще про всё стихи вспомнить можешь?

– Да нет, на самом деле, – улыбнулась студентка. – Просто я сейчас пишу курсовую работу по Некрасову, поэтому помню много его стихов.

– Понятно… Это, значит, Некрасов?

– Да, из поэмы «Саша».

В автобусе Илья сидел один. И думал, что неплохо было бы воскресить хоть на месяц Некрасова или, скажем, Чехова. Ещё четыре года назад их класс ставил сценки по рассказам «Хамелеон», «Толстый и тонкий», а на литературе по косточкам разбиралось, что такое чинопочитание и почему это плохо. Значит, это явление при Российской империи школа ругает, осуждает и культ личности Сталина. А что насчёт современности, когда в губернаторе видят полубожество, а сибирские юнармейцы выстраиваются в сердце со словами «Путин и Тува»? Ещё и преклонив колени… А в Волгограде ребятишки Аниного возраста поют про готовность умереть за «дядю Вову» и за возвращение Аляски.

Илья встряхнул головой и включил одну из встроенных игр на телефоне. Скорее бы Фёдоровск с его привычным круговоротом дел и развлечений, чтобы забыть слишком взрослые мысли, одиночество и беспомощное недоумение…

***

Через неделю поздним вечером Митриев сидел на диване и переписывался с приятелями из Речного.

– Илья! – окликнул папа из соседней комнаты.

– Чего? – он недовольно вытащил наушник. Его собеседники предпочитали записывать голосовые сообщения, а слушать их без наушников при родителях не стоило. Пацаны, в отличие от студентки из литературного, изъяснялись не строчками Некрасова.

– Ты когда обещал еду от бабушки принести?

Митриевы всегда перетаскивали продукты к бабе Нине на время разморозки своего холодильника. Благо, та жила через минут двадцать ходьбы.

– Ну можно я завтра после школы к ней зайду?

– Ага! Щас, – искренне возмутился папа. Он лежал с температурой, простыв на смене. Работал Сергей охранником в московском сетевике, и там не на шутку трудился кондиционер в любое время года, потому что полный директор магазина постоянно потел.

Сергей вылетел с третьего курса военной академии генерального штаба вооружённых сил, не поладив с преподавателем, побывал в Чечне и после этого всю жизнь что-нибудь охранял – обычно в Москве.

– Ладно… Иду, – вздохнул Илья и поднялся с дивана.

Он вышел из подъезда, включил на плеере Коржа. Ветер задувал такой, что впору было надевать шапку, как будто осень не только началась, а уже заканчивается. Митриев засунул руки в карманы, приподнял воротник и быстро зашагал в сторону бабушки через центральную улицу.

Ох и зря он выбрал этот путь…

Неопытный патрульный ещё шагов за тридцать окликнул Илью:

– Молодой человек!

Второй ППСник нелестно отозвался об умственных способностях напарника и сказал идти тихо. Впрочем, Митриев ничего не услышал: он любил включать музыку погромче.

– Без косяка не бывает у нас никогда,

Ничего не бывает у нас без косяка,

Без косяка не бывает у нас никогда,

Ничего не бывает у нас без косяка…

Впоследствии Илье забавно было вспоминать, что задержали его именно под эту песню – про неудачи и косяки. А если бы он слушал, например, «Горы по колено» или «Жизнь в кайф»?