Мы еще не выехали на улицу, когда я осознал, что ни один из бодэчей не сопровождал этого улыбающегося человека, когда он выходил из торгового центра. Ни один не сидел рядом с ним в «Эксплорере», ни один не бежал следом.

Ранее он ушел из «Гриля» в сопровождении как минимум двадцати бодэчей, число которых к его прибытию в «Берк-и-Бейли» сократилось до трех. Бодэчи обычно уделяют свое внимание человеку, который будет источником жесточайшего насилия, и не отлипают от него, пока не пролита последняя капля крови.

Вот я и задался вопросом: а является ли Человек-гриб злой инкарнацией смерти? Не ошибся ли я, зачислив его в эту категорию?

Озеро автостоянки так блестело от запасенного тепла, что ее поверхность уже казалась не твердой, а жидкой, однако «Эксплорер» катил по ней, не поднимая волны или даже ряби.

Даже в отсутствие бодэчей я продолжал выслеживать добычу. Моя смена в «Гриле» закончилась. Впереди лежал остаток дня и вечер. Вопросы, остающиеся без ответа, – вот что никогда не дает покоя повару, специализирующемуся на блюдах быстрого приготовления.

Кампс Энд – не просто город, расположенный по соседству с Пико Мундо, а живая память о недавних тяжелых временах, которые закончились после того, как у нас начался экономический бум. Большинство лужаек перед домами засохли, некоторые засыпаны гравием. Большинство маленьких домов давно пора оштукатурить и покрасить заново. Не помешало бы и перемирие с термитами.

Лачуги строились здесь в основном в конце 1800-х годов, когда старатели приезжали сюда, руководствуясь больше мечтами, чем здравым смыслом. Их тянуло в эти места как серебро, так и слухи о серебре. Тут действительно нашли богатые залежи этого металла.

Со временем, по мере того как старатели становились легендой, все дальше уходя в прошлое, лачуги уступали место коттеджам и бунгало, крытым железом, черепицей, шифером.

В Кампс Энд, однако, новые дома разрушались быстрее, чем где бы то ни было. Поколение за поколением городок оставался поселением временщиков, здесь как бы не признавали своего поражения в битве с жизнью, а терпеливо ждали перелома в лучшую сторону: краска облупливалась все сильнее, железо ржавело, черепица крошилась, но безнадежности здесь, как, скажем, в шахтерских городах-призраках, все равно не чувствовалось.

С другой стороны, несчастья, казалось, сочились из самой земли, словно дьявольские апартаменты в аду располагались аккурат под этими улицами, а его спальня находилась так близко от поверхности, что зловонное дыхание дьявола, исторгаемое при каждом выдохе, тут же просачивалось сквозь почву.

Человек-гриб направлялся к оштукатуренному светло-желтому бунгало с выцветшей синей входной дверью. Гаражная пристройка опасно накренилась, наводя на мысль, что она готова рухнуть под напором солнечного света.

Я припарковался на другой стороне улицы, у пустыря, заросшего дурманом вонючим и кустами куманики. Переплетение веток и стеблей ловило все, что в них попадало: мятые клочки бумаги, пустые банки из-под пива, даже порванные мужские трусы.

Опустив стекла и заглушив двигатель, я наблюдал, как Человек-гриб занес в дом мороженое и остальные покупки. Вошел он через дверь в боковой стене, к которой и притулилась гаражная пристройка.

Летом вторая половина любого дня в Пико Мундо долгая и жаркая, надежда на ветер невелика, ожидать дождя бесполезно. И хотя мои наружные часы и часы на приборном щитке сошлись в том, что до пяти пополудни ровно двенадцать минут, до заката оставалось еще очень и очень далеко.

По утреннему прогнозу температура воздуха во второй половине дня могла достигнуть 110 градусов