Под мостом торопливо бормотала река. Клевер старалась гнать от себя мысли о Ледяном Крюке, увязшем в иле на дне озера. Константин вдруг резко дернул поводья, и его лошадь замерла.
По другую сторону моста поджидала, перегородив дорогу, группа незнакомых всадников.
Под соснами было темно, но Клевер рассмотрела, что эти люди были одеты как охотники-трапперы[1] – в куртки из бобровых шкур и сапоги с кожаной бахромой.
– У меня сыпь, и все тело ужасно чешется! – крикнул один из них. У него единственного из всех не было бороды. – Найдется у вас снадобье, добрый доктор?
Увидев у него на шляпе кроличьи уши, Клевер решила, что ей почудилось. Но когда он принялся чесать шею, Клевер ясно увидела, что уши и впрямь пришиты к шляпе.
Другой траппер, здоровенный, как медведь, рассмеялся.
– А у меня моча пахнет устрицами!
– Заткнись, Гриб, – цыкнул на него человек с кроличьими ушами. – Твоя моча доктору без интереса.
– Слезай с лошади, – шепотом велел Константин.
– Зачем?..
– Слезай!
Клевер подчинилась, соскочила на мост и потрепала по холке свою пугливую лошадку.
Константин нагнулся и отстегнул свой притороченный к седлу медицинский саквояж. Свой мешок Клевер закинула на плечо, сердце у нее колотилось.
– Так дадите вы мне растирку, или мазь, или что-то в этом роде? – Человек с ушами кролика вынул изо рта трубку и мундштуком поскреб шею. – Хотя, сдается мне, эту болячку только могила исправит. А, доктор Элкин?
– Папа, кто эти люди?
– Я сохранил лишь одну диковину, – прошептал Константин, щекоча усами ее щеку. – Одну-единственную.
– О чем ты говоришь? – Клевер вздрогнула. Она никогда не видела отца таким.
– Это… neobkhodimo, – сказал он.
Это было одно из немногих русских слов, которые знала Клевер. Оно значило «необходимо». Отец употреблял его для вещей самых важных, исключительно важных. Сердце было neobkhodimo. Глаз, рука и даже почка – нет.
Он протянул ей саквояж и прижал к себе так, что Клевер обхватила его обеими руками.
– В нем надежда. Ты должна хранить его и беречь. А тебя защитит Общество.
Клевер открыла рот, но отец продолжал говорить. Его голос звучал настойчиво и оттого жестко.
– Отправляйся в Нью-Манчестер к Аарону Агату. Ищи канарейку среди голубей.
Человек по кличке Гриб перебил его.
– А вот грубить нам не надо! Подойди, док, окажи нам уважение.
– А кто это там? Дочка Минивер? Чтоб мне сдохнуть, я ведь думал, вы все отправились на тот свет, – перебил его человек с ушами кролика.
– Сделай глубокий вдох, – шепнул Константин.
– Папочка, прости меня, – выпалила Клевер. – Я больше и пальцем не прикоснусь к диковин…
Константин не дал ей договорить, крепко схватив за плечи.
– Не дай им поймать тебя, – сказал он. – Спрячься. Потом найди Общество и никогда не возвращайся сюда, не ищи меня.
Поцеловав Клевер в лоб, он резко наклонился и схватил ее за лодыжки.
Не успела девочка оглянуться, как отец поднял ее и перебросил через перила. Падая, она перевернулась в воздухе и услышала крики, мужские голоса. Ее понесло течением, больно ударило плечом о камень.
Вынырнув, она судорожно глотнула воздуха и попыталась удержаться на плаву. Быстрая река несла ее к озеру. В воронке ее развернуло лицом к бандитам – те пытались схватить отца. Он сопротивлялся. Грянул выстрел.
Девочка вынырнула из бурлящей воды и увидела, как отец падает замертво.
Захлебнувшись криком, Клевер на мгновение потеряла сознание. Ей казалось, что она смотрит на себя сверху – на куклу, которую уносит безжалостная река.
Лопасть водяного колеса с такой силой ударила ее по руке, что Клевер мгновенно пришла в себя. Подняв глаза, она вовремя увидела, что сверху камнем падает следующая лопасть. Девочка успела нырнуть и чудом избежала нового удара. А когда всплыла с другой стороны, моста уже не было видно.