Пошарив рукой в поисках боеприпасов, она швырнула туда же сначала один сапог, потом второй.

– Вот тебе!

Но гнус давно исчез в зарослях. Тогда Несса, едва не оборвав поводья, пустила лошадей в галоп. Фургон вылетел из леса так стремительно, что путешественники сами чуть не свалились в канаву. Колеса ходили ходуном.

Ганнибал вприпрыжку догонял их. Поравнявшись с фургоном, он подпрыгнул, и Клевер поймала птицу.

Ярость Нессы перешла в безумное ликование.

– А здорово мы ей показали, а? – просипела она.

– Ты превзошла саму себя, – кивнул Ганнибал, – сражалась, не щадя сапог. Это была славная битва. Хотел бы я сказать, что мы вышли победителями, но, судя по ране на твоей руке, это была скорее ничья.

Клевер присмотрелась к ране. Она была грязной, явно инфицированной, воспаление казалось неизбежным. Открыв отцовский саквояж, она поискала баночку с очищающим порошком, но пробка утонула в озере. Лекарство превратилось в бесполезную скользкую кашицу.

Она оглянулась на темный лес.

– Останови фургон…

– Зачем?

– Останови, я сказала!

Спрыгнув, Клевер побежала назад, к растущим там дубам. Было страшно от мысли, что в тени может поджидать гнус, но девочка заставила себя подойти к деревьям. До нее донесся шепот, такой тихий, что Клевер решила, что ей послышалось.

– Сперва жуем…

Но тут она заметила то, что было ей нужно: свисающую с сухой ветки серую волокнистую бородку. Оторвав побольше лишайника, она бросилась назад к повозке.

Они тронулись, и Клевер давила и измельчала хрупкий лишайник в кулаке.

– Это луизианский мох, – объяснила она, добавив к порошку пару капель воды из фляжки Нессы. Получившейся массой девочка смазала рану Нессы и забинтовала остатками марли из саквояжа. – Чтобы не загноилось.

– Все так плохо? – Несса вздрогнула, когда Клевер туго затянула повязку.

– Заживет так быстро, что ты и оглянуться не успеешь, – сказала Клевер, вспомнив, как уверенно отец успокаивал своих пациентов. – Да, так ты начала рассказывать нам про ту пьесу. «Орфей».

– Не пьесу. Оперу! – Несса рада была отвлечься. – Орфей потерял свою любимую, потому что дьявол послал змею укусить ее. Она умерла – по-настоящему! – и оказалась в аду. Но Орфей так ее любил, что пошел за ней в ад и пел там такие прекрасные песни, что даже у чертей дрогнуло сердце.

– Судя по всему это чудесная история, – заметила Клевер.

Несса невесело улыбнулась.

– Лучший подарок на день рождения, который я получила в жизни.

Ганнибал наблюдал за перевязкой.

– Ничего не бойся, юная шарлатанка. Медсестра Элкин свое дело знает.

После пережитого ужаса приятно было заняться чем-то полезным. Уверенно завязывая узлы, помогающие надежно удерживать компресс на месте, Клевер чувствовала глубокую благодарность отцу и восхищение его преданностью делу. Сейчас, когда рядом в чаще прятались неведомые твари, простая повязка на руку казалась бесценным умением. Но ни лубок на крыле, ни перевязанная рука не могли вернуть отца. Не все можно было исправить, что-то разбивалось навсегда.

– Как Штопальщица делает этих тварей? – спросила Клевер.

– Она же ведьма, – фыркнула Несса. – Творит все, что ей в голову взбредет.

Под тяжело, как спелая груша, клонящимся к западу солнцем путешественники с грохотом подъехали к придорожному колодцу у заброшенной фермы. Несса поила лошадей, а Клевер бродила по лугу в поисках уединенного места, чтобы сходить в туалет. Ей никак не удавалось выбросить из головы жуткую картину: гнус, терзающий руку Нессы. Но до того, как вмешалась Несса, тварь определенно направлялась к ней, Клевер. Почему?

Она дрожала от пережитого страха, а живот громко урчал от голода. Пирог был восхитительно вкусным, но маленьким, а кроме него после размокших булочек с изюмом во рту у Клевер не было ни крошки. Организм требовал чего-то более существенного. На обратном пути к повозке она сорвала несколько съедобных грибов. Клевер пыталась счистить налипшую траву и грязь с крапчатых шляпок, когда окрик Нессы заставил ее вздрогнуть.