– Наступит кризис великий во всём мире, – вещал Сидор Карпович. – И это будет глубина бездны. Нижняя точка в развитии человечества, от которой пойдёт замечательный путь возрождения. И продлится он пятнадцать тысяч лет…

«Да, – думал Прохор Терентьевич, – какие пятнадцать тысяч? Землю так замордовали, что она того и гляди скинет испаскудившееся человечество». – Но другу не перечил. Потому как понимал его тонкое внутреннее устройство. И предполагал, что открытие Сидора Карповича сделано для того, чтобы ослепнуть к надвигающейся мировой катастрофе. «Отнимать будущее у человека всегда не благо», – полагал Прохор Терентьевич. А потому слушал молча и со вниманием о путях грядущего возрождения…

Нет, его друг не мечтал… Хваткий до математики, он «поверил алгеброй» всю историю жизни, посмеялся над иудейским дедушкой и знал будущее наперёд яснее всех живших до него пророков, и самого дедушки даже:

– В тридцатом году падут государственные границы, – пророчествовал его друг, – и человечество станет единым…

«А вот это было бы очень кстати, – считал Прохор Терентьевич, – ибо сколько нестроений из-за границ! Пусть люди живут там, где хотят, где условия жизни благоприятнее, где над ними меньше чиновники глумятся»…

Сидор Карпович был человеком разносторонним. Много чего изучил самостоятельно. И всё-то давалось ему легко: и математика, и биология, и физика, и прочие науки, которых Прохор Терентьевич даже и по названиям-то не знал. Правда, это всё было замешано на крутом, воинственном безбожии… Бррр… «Всё-таки оно не дело, – полагал Прохор Терентьевич. – Дедушка – не дедушка, а нечто эдакое непознаваемое и не поддающееся математическим выкладкам, существует», – полагал он.

Сам Прохор Терентьевич не принадлежал к бездумным исповедникам – тогдашней опоре общественного строя. Вы видали, мог боженьку порой и за яйца схватить. Но от чего-то неведомого сердце его светилось, иногда возгоралось даже. И этот огонь было той невидимой ниточкой, по которой душа Прохора Терентьевича порой возносилась в небесные высоты и поражалась их красотой и необъятностью…

Друзья подолгу пили чай, благо туалет за стенкой. А у Сидора Карповича был красивый старый электрический самовар. И они по очереди задумчиво писали из его носика тоненькими струйками в чашки свои…

Сидор Карпович пророчил, что в будущем восторжествует разум, все станут, как и он сам, философами и мысленные блуждания будут сочетать с погружениями в мир искусств…

Прохор Терентьевич слушал друга со слезами на глазах. И испытывал счастье от понимания того, что до этого прекрасного времени он едва ли доживёт. Потому что не любил философствовать, а искусства полагал за омрачение сознания.

Он любил калорийные булочки с изюмом и плавленые сырки «Дружба». Сидор же Карпович предпочитал кручёные булочки с корицей вприкуску с сервелатом. Вся эта радость была на столе. А потому было тепло и уютно, несмотря на грядущие серьёзные перемены.

Потом Прохор Терентьевич укладывался на скрипучую раскладушку. Ему снился то 2019 год с его голодом и войнами, то путешествия вокруг земного шара, лишённого границ, то огромное небесное тело, врезающееся в Землю и раздалбливающее человеческое непотребство к едрёной фене…

Нет, катаклизмы не пугали его, как в детстве… В начале и в конце жизни всё видится по-разному…

Детство Прохора Терентьевича прошло близ крупного завода, делавшего ракетные двигатели. Завод был поодаль, за лесом. Но всё равно Прохор Терентьевич в паническом страхе просыпался по ночам, слыша страшный подземный гул. Нутро Земли будто клокотало. И Прохор Терентьевич будто въявь видел, как от ядерного взрыва валятся деревья, и взрывная волна неумолимо несётся к его дому… Он будил маму и спрашивал: