Из Риги отец привез маме массу красивейших кофточек из шифона, маркизета, а также бижутерию – вещей, которых мы не видели в Ленинграде. В эвакуации, в Казани, они очень выручали нас, спасая от голода. Привез отец и пластинки Лещенко. Везли их в туалете, спасаясь от таможенной службы. С этими пластинками (Студенточка, Катюша, Любушка, Тройка и др.) прошла моя юность.

Обстановка в Риге была тяжелая, со всех крыш стреляли и когда объявили войну и мобилизацию, отца в первый же день 24 июня направили снова в Ригу (Прибалтийский Военный округ). Тогда никто еще не понимал, что такое война и направление в Ригу в семье казалось самым страшным. Мама была в истерике. Из Риги войска «драпали» как могли. После переформирования Прибалтийского округа отец оказался на Северо-Западном фронте, под Демянском, а впоследствии – на Ленинградском фронте. Это произошло в ноябре 1943 года после ликвидации Северо-Западного фронта. После освобождения городов восточного побережья Ладожского озера (Питкяранта, Ласкеле, Харлупа..) его местом службы стал Ленинград, где он командовал отдельной ротой связи.

В 1946 году отец демобилизовался и вернулся на работу в «Связьпроект», который в 1951 году был реорганизован в ЛО Института «Гипросвязь». В этом Институте отец проработал до октября 1977 года в должности главного инженера проектов станционных сооружений. По его проектам построены АТС в городах Киев, Минск, Баку, Тбилиси, Ижевск и др. Сегодня мне приходится бывать по своим страховым делам в новом здании «Гипросвязи», где половина помещений сдается различным фирмам. Мне было очень приятно, когда мои клиенты, ничего не имеющие общего с «Гипросвязью», обратили мое внимание на мраморную доску с фамилиями ветеранов войны и фамилией моего отца.

Послевоенное время было достаточно тяжелое и чтобы поддерживать материальную сторону семьи большинству трудящихся приходилось значительную часть времени проводить в командировках. Отца я практически видел дома только на праздники. Так как он страдал заболеванием желудка, а в последнее время и почек, то в отпуск он уезжал в Ессентуки, Кисловодск, один раз был в Карловых Варах.

Иногда проводили отдых все вместе. Это большей частью было связано со мной. Я имею в виду нашу поездку в Тбилиси в 1950 году, где у отца была ответственная командировка, в Одессу в 1953 году, где я в это время отдыхал в пионерлагере санатория связи, в Репино, когда я готовился к поступлению в институт.

Я не помню серьезных размолвок между родителями, исключая период 51—53 годов. В это время отец был в командировке в Тбилиси. Единственная женщина, которая работала с ним в это время, была Валя Куличкина. Я не думаю, чтобы она могла послужить причиной конфликта (в большей степени в нее были влюблены я, как мальчишка, и Жора Творадзе – главный инженер Тбилисской телефонной сети). Отец после женитьбы любил только одну женщину, мою мать, и был предан ей до конца жизни. Думаю, конфликт был в другом.

Пережив 37 год, отец очень бережно относился к семье и опасался за ее будущее в условиях разгоревшегося государственного антисемитизма (убийство Михоэлса, разгон Еврейского комитета, «дело врачей» и т.п.). Предполагаю, что перед ним встал вопрос выбора: или возможность выезда во вновь образовавшееся государство Израиль, или переезд в Биробиджан, Еврейскую автономную область, созданную Сталиным для ссылки евреев, и куда устремились евреи со всего мира, пытаясь найти землю обетованную. Естественно, по причинам указанным мною выше, меня ни во что не посвящали. Лишь однажды я услышал брошенную фразу: «я никуда не поеду». Не исключаю, что за этим стояла бабушка. Конфликт разрешился после смерти тирана. Свидетельством тому стал серебряный подстаканник, подаренный отцу на день рождения 06.11.1953 г.