Можно было приглядеться к работе не спеша и обдумать до мелочей каждое своё действие. Надо также мне ещё уточнить некоторые детали оплаты работы по расценкам Художественного Фонда, чтобы у нас не было позже разногласий между художниками и горисполкомом.

Плохо, что нет единых расценков на работу всех художников. Автобус с размеренной временной скоростью, от одной остановки к другой, продолжал движение, подбирая желающих ехать в Душанбе. На подъезде к городу автобус был переполнен до придела.

Пассажиры заполнили даже площадку у гармошки между салонами. Сидел у окна и смотрел, когда будет то место, где была перестрелка между бандой в автобусе и БТР с солдатами.

Но, когда мы проехали, то место, там не оказалось автобуса, только на земле были разбитые стекла и большие пятна крови у дороги. В тот миг вопросов в моей голове стало больше, чем ответов.

Тем более что и на том месте, где лежал Курбанов Мирзо, никаких признаков его бывшего присутствия там не было, словно ничего не произошло. Ни стал утомлять свой разум тупым размышлением о прошедших событиях.

С меня было достаточно того, что было прошедшей ночью. Пусть это будет, как дурной сон для меня, а судьба сама определит место этим событиям в моей жизни. Быть может, когда-то мне станет известен ход ночных событий в дальнейшем.

Сейчас мне надо было хорошо сосредоточиться на настоящем моменте времени и действия в своей работе. Автобус сделал круг по привокзальной площади, сжавшись со своей гармошкой, остановился.

Пассажиры выплеснулись из двух салонов автобуса, как вода из опрокинутой бочки, некоторые растеклись по городским улицам, другие влились в проходящий городской транспорт. Подождал не много маршрут нужного троллейбуса и поехал в сторону Художественного Фонда, до которого от вокала ехать минут тридцать.

– Заходи, дорогой, заходи! Гостем будешь. – сказал Алиханов Али, когда открыл дверь мастерской, подстраиваясь на грузинский акцент. – Как дела? Как дома? Деньги не растерял? Никто тебя не преследует?

– Не волнуйтесь генацвали! Нанина! Нанина! – пропел, на смешанном грузинско-русском языке, когда заметил в мастерской и Кононова Владимира. – Посидим за цинандали! Вот таки дела! У меня всё прекрасно, цел и не вредим. Так что сегодня за товаром к вам в гости пожаловал. Прошу, меня любить и жаловать.

Прошёл в мастерскую и невольно, просто случайно, посмотрел на улицу через задёрнутую занавеску.

– Что, опять за собой хвост привёл? – смеясь, спросил Кононов Володя. – Только меня с собой ты не позови.

– Нет уж, спасибо тебе за медвежьи услуги. – ответил, шуткой на шутку. – Лучше с хвостом таскаться буду по Душанбе, чем убегать от хвоста в твоей консервной банке. С меня и так хватит твоей помощи, от которой до сих пор все бока боля. Не могу понять, где верх и где низ. Домой приехал, прямо, как трубочист.

Мы сразу трое, разом, стали смеяться над побегом от преследователей из Фрунзенского райкома партии.

– Вот интересно, чем все это закончилось? – сказал, сквозь смех. – В каких дураках оказались эти горе гангстеры. Хотел бы посмеяться над их глупыми рожами, если бы ещё где-то встретил их хотя бы один раз.

– Ты особо не волнуйся. – стал подкалывать Алиханов Али. – Тебе придётся часто с ними встречаться и смеяться. Вот только не известно над чьими глупыми рожами. После того, как ты уехал, парни поднялись в Художественный Фонд и поинтересовались твоей задержкой у меня.

Естественно, поинтересовался кто они такие. Парни сказали, что Насыров Сухроб поручил им охранять тебя с деньгами до самого дома. Им не поверил и позвонил в райком партии, оттуда мне подтвердили, что действительно за тобой закрепили охрану Фрунзенского райкома партии.