И собственное имя прозвучало в пустынном коридоре слишком громким эхом, вмиг прорезав плотную тишину и шум в ушах. Хотелось проигнорировать оклик, но словно какая-то неведомая сила развернула помимо воли.

Саша Рощин откинул длинные волосы назад и спрятал руку в карман брюк.

– А вы-то здесь что делаете?

Для полного счастья сейчас только звезды не хватало. Агате совсем не хотелось грубить, однако голос не желал поддаваться контролю, а потому вышло так, как вышло: резко и сухо. И реакция оказалась совершенно безразлична. Обиделся бы – и пожалуйста, к лучшему только – быстрее освободиться от нежелательных разговоров получилось бы.

В тёмных глазах явственно блеснуло неподдельное изумление, которому даже объяснения находить не приходилось. Несколько мгновений в воздухе молчание витало, и где-то на подсознании начала откладываться неспешно мысль о том, что на поворотах следовало быть аккуратнее и язык понапрасну не распускать.

– Заблудился, у вас это нетрудно сделать. Валерка, знаете ли, тот ещё кадр – махнул рукой, а подробно объяснить мозгов не хватило.

Рощин говорил совершенно спокойно, словно о погоде за окном рассказывал. Ровный голос с хрипотцой обволакивал и согревал, и совсем немного понадобилось, чтобы осознание больно укололо калёной спицей. Опустив голову, Агата прерывисто вздохнула и опустила до того усиленно напрягаемые плечи, разом теряя всю свою решительность.

– Извините.

– А вы так и не пришли тогда на съёмку.

Одна фраза. Всего несколько слов, брошенных будто бы невзначай, для проформы. Но их хватило, чтобы сквозь толщу агрессии и озлобленности прорвался стыд. Это напомнило хорошую оплеуху или ведро ледяной воды.

– Я… я работала. Не получилось вырваться.

В сказанном не крылось совсем уж чистой лжи. Агата и впрямь тогда работала, вот только вырваться наверняка смогла бы, если бы попросила.

Рощин улыбнулся, так и не дав понять, догадался ли он об относительной правдивости услышанного. Улыбнулся и постарался заглянуть в глаза, потерпев сокрушительное фиаско.

– У вас что-то случилось, да?

Ну давай, Волкова, всё. Сил-то всё равно не осталось никаких.

Глаза словно ножами зарезало, и на несколько секунд пришлось даже зажмуриться, качнув головой и попытавшись тем самым спрятать лицо. Но тщетно.

Расплакаться перед известным на всю страну человеком? Бьёшь рекорды, Волкова.

Слезинка сорвалась с ресниц и тут же исчезла под резким движением руки. Стало так стыдно, что хоть прямо здесь умирай. Никогда ведь плаксой не слыла, а тут мало того, что на работе, да ещё у кого на глазах?

– Н-ничего… нормально.

Саша мог бы поступить как угодно: рассмеяться, саркастически прокомментировать увиденное, закатить глаза… но он улыбнулся так мягко и добро, что покосившаяся на него Агата тут же уставилась в стену, подумав, что ей наверняка показалось.

В коридоре витала, переливаясь самыми разными цветами, пыль. Её полёт был красив и в чём-то даже волшебен, и прекрасно отвлекал.

– Знаете, что? Если вы меня отсюда выведете, я угощу вас лучшим кофе в городе. А если нет, то страна потеряет кумира миллионов. И вам придётся с этим жить. Осилите такую ношу?

Новая слеза медленно поползла по щеке, но её Агата стёрла уже с пусть едва заметной, но всё же улыбкой. Шмыгнув носом – совсем по-детски, – позволила себе посмотреть Рощину в глаза. И тут же почувствовала, как незримая рука, до того плотно стискивавшая внутренности, лишилась хватки ледяной. Смешок сорвался с губ, и пусть он был лишён весёлости, но то было хоть что-то, отличное от невроза.

– Пойдёмте. Боюсь, такой крест мне не по плечам.