По осени я в очередной раз приехал в Кузбасс на день рождения своей старшей сестры и услышал там одну странную историю. Вот что рассказала одна из её подруг.

Дело было в достопамятные девяностые годы. Её дочь, поселившаяся с мужем в квартире, доставшейся от её деда, уже с первых дней боялась туда заходить, даже если там кто-то уже был из родственников, и тем более не могла спокойно оставаться дома одна. Страх был безотчётный. Она чувствовала, будто какая-то злая сила подстерегает её, прячась в сумраке по углам комнаты или под кроватью. Или ей казалось, вот-вот кто-то дотронется до её спины рукой. Дом был на двух хозяев, в другой его половине всегда кто-то был, и соседи были добрые. Но это не помогало. С самого утра, как только муж уходил на работу, дочь покидала дом, скрываясь от страха у подружек или в доме матери.

Обо всём этом было рассказано в церкви батюшке, и тот посоветовал освятить квартиру – удалить наитие нечистого духа, призывая Господне благословение.

– Когда обходили со свечками квартиру, у старого шифоньера оплавленный воск стал падать на пол чёрными каплями, – уверяла женщина, призывая в свидетели свою дочь и зятя, которые присутствовали при том деянии.

Освящение не помогло, и квартиру продали. Купили родственники соседей. Когда новые жильцы приводили в порядок шифоньер, они убрали застилавшие нижнюю полку газеты. Под газетами лежал конверт для письма, не подписанный, но запечатанный. Там оказалась прядь тонких седых волос.

– Говорят, так наводят порчу. Волосы берут у живой или умершей злой женщины. Но кто это мог сделать? – недоумевала подруга сестры.

Она решила рассказать о конверте одной своей близкой родственнице, а та спросила:

– И что ты думаешь, кто это сделал?

– Это могла сделать соседка через дорогу. Опустившаяся женщина. Часто выпивает. Она заходила иногда к нам при отце.

– Нет, это не она.

– А кто же?

Женщина так закончила свой рассказ:

– Я говорю: «А кто же?», а она сделала вот так… – и рассказчица показала ужимку, каковой ответила ей родственница. Это было лёгкое движение головой вверх, сопровождающееся поджимом губ и разовым напряжением век, – мол, думайте, что хотите, а я знаю, да не скажу.

Подозрение пало на неё и не без оснований – было известно, она хотела, чтобы злополучная квартира досталась ей.

Конец октября. В бессолнечный, но ещё тёплый день я возвращался из последней поездки на дачу. Электричка стала уже на конечной остановке у Главного вокзала. Я подходил для выхода к тамбуру, когда с крайнего места поднялась девушка, держа в одной руке сумку в другой трость. Было хорошо видно, что у неё большие проблемы с ногами, начиная со ступней, которые казались пассивными, непослушными. Однако она решительно начала делать попытку стать на первую сходную ступеньку, уже упершись в неё тростью.

– Дай-ка мне твою сумку, – сказал я, присоединив её сумку к своей в левой руке. Взяв её под руку другой рукой, я помог ей переместиться на одну ступеньку вниз. Видя, что девушка взялась рукой с тростью за поручень, я забрал у неё и трость, чтобы она ей не мешала. Мы уже переместились на вторую ступеньку, когда я увидел, что один мужчина задержался, сойдя на платформу, и наблюдает за нами, как бы готовый подстраховать. Я подал подержать ему наши сумки, а сам, сойдя на землю, подхватил девушку подмышки и опустил вниз. Последнее мне удалось выполнить, только проявив большую собранность, поскольку девушка оказалась намного тяжелее, чем можно было ожидать. Она сама это заметила, проговорив, приземлившись:

– Я вас чуть не завалила.