Я плачу в беде…

Но что стоят наши переживания перед величием жизни?

А величие жизни не только в счастье, беды тоже часть её.

Если жизнь – это свойство материи, то есть жизнь не случайна, то нужно поразмыслить, а что было угодно Богу? Для чего Бог делает так, что вдруг приходит беда? Может быть, Он одаряет нас чувством безысходности, чтобы предупредить о чём-то? А может Бог делает это, чтобы уравновесить счастье? Мы были счастливы, так поживём немного в беде! Это, кроме прочего, и шанс по-настоящему оценить наше (бывшее) счастье. И чувство безысходности, беды, это ведь прекрасная возможность поразмыслить о будущем и повернуться к нему.

Беда приходит к нам, чтобы мы решительнее искали пути, на которых она разрешается счастьем. Это момент, когда Бог даёт нам возможность проявить волю: нужно решить – остаться при своих или научиться жить по-другому. Возможно, беды приходят, когда мы упускаем момент решения. Теперь Бог подсказывает: «Приехали!» Уже приехали к берегу реки. Конечно, можно остаться на этом берегу, сесть, поджав ноги, обхватить колени руками и в этом комке переживать горе. Но можно прыгнуть в реку, и оказаться на другом берегу. А на другом берегу (где нас нет), возможно, и вправду трава зеленее, солнце ласковей, а луна ярче!..

На самом деле счастливый человек тот, кого Бог наделил свойством наслаждаться и радостями, и бедами. Наслаждаться со спокойствием и тем и другим. Спокойствие – это мудрость. Мудрый человек не смеётся в счастье (памятуя о бедах) и не плачет в беде (вспоминая о счастье).

Но я смеюсь в счастье и плачу в беде.

Сейчас я плачу.

Раза два он просил у неё фотографию на память. Но это было давно, может, год назад. Наш герой уже не ждал дорогого для него сувенира, когда она при одной их встрече вдруг вытащила из сумочки два снимка и подала ему.

– Что это? – воскликнул он.

– Вы же просили!

Взяв в руки фотографии, он прежде всего повернул их обратной стороной, чтобы прочесть слова На память и ещё, может, что-то. Но там, кроме теневых слов Кодак ничего больше не было. Он коротко взглянул на неё, но ничего не сказал. Она так хочет. Пусть так и будет.

Став смотреть снимки, он поразился незнакомым обликом своего кумира. На него смотрела спокойная в своём счастье молодая женщина, полная, по-видимому, любви к своему любящему её мужу, с которым она живёт ещё всего ничего, второй год.

– Кто снимал? – спросил наш герой.

– Муж.

Да, так оно и есть. Это под его взором она играет неизвестными доселе ему красками.

– Ты на этих снимках не похожа на себя, я тебя такой не знаю, я тебя почти не узнаю!

– Это плохо?

– Мне хотелось получить копию твоего образа, с которым я встречаюсь. – Он вгляделся в неё. – Вот такую, как ты сейчас. Но пусть ты будешь в моей памяти одной, а на фотографиях – другой, незнакомой мне, для разнообразия. У тебя здесь волосы подвиты? – спросил наш герой, стараясь разобраться, что создаёт впечатление новизны её облика.

– Да, – ответила она.

Придя домой, он долго рассматривал снимки, стараясь понять, почему на фотографиях она почти неузнаваема. Как сильно ощущение счастья может изменить черты лица! Что же оно изменяет? Разглядывая её, как незнакомку (это удавалось из-за и впрямь чужого для него лица), он заметил, что эта женщина какая-то вся мягкая и круглая. Мягкая и круглая в том смысле, в каком понимал эти слова Лев Толстой. Они подразумевают наличие в человеке таких качеств, как спокойствие, уверенность, законченность, определённость, исключающие сомнения и поиски себя. Человек уже состоялся. Но наш герой удивился, когда заметил, что все черты лица у этой женщины на снимке округлены! Вот почему она казалась другой, неузнаваемой! Её глаза были без уголков, которые всегда заметны у той другой, с которой он встречается, удлиняя её сирень во взгляде. Губы незнакомки были короче, немного распустившись в бантик. Но самое главное – заострённый и вовсе не короткий нос его кумира здесь был курносым! Завершала впечатление округлости причёска – её длинные чуть волнистые волосы у этой незнакомки на фотографии были круто подвиты, образуя почти завершённые круги.