– Опять слова, – махнул рукой Семен.

– Взять, к примеру, твоего Роланда, о котором ты мне все уши прожужжал, – словно не слыша его, продолжал отец, – сколько человек он сам убил на пути к Башне, через скольких перешагнул, мимо скольких прошел, не подав руку помощи, однако же, – положительный герой, образец для подражания, почти иконописный лик для фанатов Стивена Кинга.

– У Роланда была цель, ради которой стоило жить и убивать. А я живу бесцельно и убиваю, мотивируя свои действия пустыми словами о том, что работа у меня такая.

Семен снова опрокинул рюмку в себя, уже не обращая внимания на то, что у отца рюмка так и стоит наполненная. Поднес корку хлеба к носу и вдохнул. Вытащил очередную сигарету из пачки, лежащей на столе, и снова закурил.

– А что ты сделал, чтобы что-то изменить в своей жизни? – спросил отец.

– А что я могу изменить, – уныло сказал Семен, – абортмахеры были, есть и будут. Наверное, это – судьба.

– Ну, если с этой точки зрения смотреть, то тогда, действительно, ты – говно. У тебя нет ни жены, ни детей. Ты отвернулся от всех родственников, ты шарахаешься от бывших и настоящих друзей. Сидишь дома, пьешь водку и жалуешься отцу на свою поганую жизнь и судьбу. Так и останешься дерьмом, если не сделаешь первый шаг.

***

Загляни в себя и, наконец-то, сделай первый шаг, который выведет тебя из порочного круга пустого бытия. Звонок будильника вырвал Семена из глубин сна, где отец в очередной раз спокойным голосом рассуждал, как изменить ситуацию. Глянув на часы, Семен недовольно поморщился. Прошагав на кухню, долго пил воду из чайника, после чего стало чуть легче. Сел и закурил. На столе сиротливо стояла полная рюмка, оставленная отцом, и лежала его курительная трубка.

«О чем мы вчера говорили»? – подумал Семен, потирая переносицу, и, вспомнив, кивнул. – Да, мы говорили о том, что в этом гребаном мире я ничем не отличаюсь от обычного дерьма».

Докурив, он собрался и пошел на работу. К своему месту на конвейере. В ежедневную будничную рутину, к которой привыкаешь и к которой невозможно привыкнуть. И по дороге на работу, и во время врачебного обхода, и в ординаторской за чашкой кофе в пустом разговоре с коллегами, Семен продолжал вспоминать свой разговор с отцом.

– Семен Михайлович, – сказала, заглянувшая в дверь ординаторской Катя, – через пять минут подходите. У нас сегодня, как обычно, полная палата.

– Иду, – кивнул он, и, встав со стула, внезапно понял, что он хочет сделать.

Он быстрым шагом дошел до абортной палаты и решительно вошел в неё. Сел на стул и посмотрел (наверное, впервые за свою трудовую жизнь) на лица тех женщин, которые были для него бездушными субстратами на ленте конвейера. Он смотрел в глаза пациенток, смотрящие на него с разными чувствами – от немого ужаса до равнодушного ожидания, и, периодически потирая переносицу, стал говорить:

– Всегда мечтал об одиночестве. Никто не мешает делать то, что я хочу, никто не лезет с советами. Предоставлен сам себе и думаешь только за себя. И никогда у меня этого не было – всю жизнь рядом со мной родители. Шумная мама, которая любила руководить, и спокойный отец, который любил меня. Все время говорили мне: веди себя хорошо, кушай то, а не это, не проказничай, учись на отлично, чтобы потом без проблем поступить в институт и получить высшее образование, тебе надо жениться и детей заводить. Обычно это мама мне говорила, а отец поддерживал её. Наставляли и указывали. Как я это ненавидел. Злился и ругался с ними. Говорил, что уже взрослый, и что не надо мне указывать. Закрывался в своей комнате и делал всё наперекор, даже если это было мне во вред.