Реальными героями – живыми, узнаваемыми – насыщена книга Константина Чхеидзе. У всех у них подлинные судьбы и имена, а фамилии не названы лишь потому, что автор боялся навредить многочисленным родственникам своих персонажей, продолжавших жить в Кабардино-Балкарии. Наивный корнет, он и предполагать не мог, какую степень родства затронут репрессии Советской власти в отношении участников его повествования.

Мы посчитали нужным раскрыть фамилии действующих лиц: Маштая – поднимавшего «молодого коня, как обыкновенный человек поднимает барана» – сына Тенгиза Суншева, балкарского таубия из Безенги; Хабыж-цуга – «громоподобного, грандиозного ребенка», чье имя гремело в Большой и Малой Кабарде – Хабыжа Абдурахманова; бесподобных Джан, Джансурат, Алтынчач, Дауты, Фатимат, Сафият – дочерей Дадаша Балкарокова, говоря о которых автор печалится, что он «не в силах изобразить великолепие цветника, где цветут не цветы, но звезды» и многих других…

Посчитали нужным сделать такие комментарии к авторскому тексту по той причине, что если не помнить, откуда ты родом, какое будущее ты сможешь построить? «Человеком ниоткуда» называл таких людей в своем предсмертном интервью известный актер Леонид Филатов, говоривший, что «если ты не любишь какое-то время, то это не значит, что его не было», убежденный: «нет черно-белого прошлого… ничего нельзя забывать».

Вслед за ним поспорим с Екклесиастом, утверждавшим, что «нет памяти о прежнем; да и о том, что будет, не останется памяти у тех, которые будут после нас». Возвращая в нашу сегодняшнюю повседневность книгу, чьи страницы запечатлели гордые и неповторимые судьбы, выразим благодарность ее автору – Константину Александровичу Чхеидзе за то, что он сохранил для нас имена и деяния людей, достойных вечности, за встречу на поле родства.

Виктор Котляров

Роуднице над Лабем. Маленький городок под Прагой, весь утопающий в зелени. На городском кладбище – скромная черная плита с двумя высеченными фамилиями. Верхняя надпись, как, впрочем, и нижняя, читается четко: «Константин Чхеидзе, грузинский писатель и этнограф, 1897–1974». Две лаконичные даты: начала и конца прожитой жизни, между которыми бездонность и бесконечность…

Замок Стары Грады. Филиал Литературного архива Музея чешской литературы. Его бессменный хранитель пан Карол Билек, улыбаясь своей всегдашней тихой и доброй улыбкой, кладет мне на стол толстую папку. Развязываю тесемки. На первом листе заглавие: «События, встречи, мысли». Текст на тонкой папиросной бумаге с потрепанными, зачитанными краями. Воспоминания Константина Александровича Чхеидзе. Опыт самосознания и самосвидетельства, вынесенный из прошлого, завещанный будущему.

Константин Александрович начинает рассказ не с себя, даже не с матери и отца, плотью от плоти которых он пришел в этот мир, – первые страницы «Воспоминаний» посвящены предкам: последний в роде, Чхеидзе идет в глубь веков и поколений, вызывая из небытия образы давно отошедших, те, что сохранились в семейном предании и будоражили воображение мальчика еще в годы жизни в родительском доме. Долгожительница бабушка Анна, очень любившая внука, не раз говорила с ним о прошлом древнего рода, где были и герои-воины (отсюда знак меча на фамильном гербе), и колоритные персонажи, и знаменитости – вспомнить хотя бы того Чхеидзе, который играл роль шута при дворе царя Ираклия II, или Сехнию Чхеидзе, известного грузинского историка XVIII века. «В XVIII мои предки, князья Петр и Моисей, в составе свиты грузинского царя Вахтанга VI, выехали из Грузии в Россию. Вахтанг ехал для переговоров с Петром I, но прибыл в Северную Пальмиру вскоре после смерти Петра. В силу исторических обстоятельств, о которых тут не место говорить, Вахтанг и сопровождавшие его люди предпочли не возвращаться в Грузию. Они приняли предложение Екатерины I остаться в России, поступить в русскую службу»