В это время на автостанции было всего несколько человек. Беверли заняла очередь за билетами, встав за пожилой женщиной в толстой коричневой кофте. Наконец она оказалась у окошка кассы, за которым сидел мужчина с мешками под глазами и длинной прядью из вьющихся седых волос на лысине. Она попросила два билета до Чикаго и как бы ненароком обронила, что они с сестрой едут навестить маму, – не хотела, чтобы билетер знал, что она едет с сыном. Впрочем, ему было все равно; казалось, он даже не видел, кому вручил билеты. Беверли заняла угловое место неподалеку от Томми: так, чтобы незаметно следить за ним, но при этом не бросалось в глаза то, что они вместе. Одновременно она наблюдала за входом: не появится ли за стеклом черный джип с тонированными стеклами. На ее счастье, никого. Она вглядывалась в лица всех, кто был в терминале: чтобы на всякий случай запомнить и удостовериться, что никто не обращает внимания на маленького мальчика, одиноко сидящего на скамейке. Похоже, всем было наплевать.

Наступил рассвет – яркий и солнечный, как обычно бывает поздней весной. В это время под металлическим навесом за зданием автовокзала раздалось урчание мотора подъехавшего автобуса. Волнуясь до спазмов в желудке, Беверли отправила Томми вперед, чтобы он сделал вид, будто путешествует вместе с мужчиной в военной куртке. Сама через окно наблюдала, как они проходят к местам в задней части автобуса. Она пропустила вперед еще нескольких пассажиров, прежде чем поднялась на борт, пройдя мимо худого темноволосого водителя. Заняла место в предпоследнем ряду; напротив, чуть впереди, сидела пожилая женщина и вязала крючком, двигая им, как дирижер – палочкой перед оркестром. Как они условились заранее, Томми оставался на своем месте до тех пор, пока автобус не начал двигаться, а когда они выехали на шоссе, он пересел и сразу же прижался к ней. Но Беверли продолжала наблюдать за пассажирами, запоминать каждого в лицо. Она надеялась, что все предусмотрела. Гэри находится за городом, выполняя очередное секретное задание правительства. Они уехали в субботу, а все предыдущие выходные она оставалась дома, не разрешая Томми выходить даже во двор. Так она хотела создать у наблюдателей за ними иллюзию привычного ритуала, нарушив который, она выиграет время. На деньги, тайно скопленные в течение полугода, она установила автоматические датчики, которые включали и выключали освещение в доме по вечерам. Если повезет, водитель черного внедорожника не заметит их отсутствия, пока в понедельник утром не приедет школьный автобус.

Автобус двигался вперед, часы тикали, а Беверли думала: «Вот еще одна миля пролетела, и я все дальше от дома, из которого так мечтала сбежать». Томми спал рядом с ней, пока они ехали через Техас, Арканзас и, наконец, Миссури. Они проезжали мимо фермерских хозяйств, останавливались в городах и поселках, названия которых ни о чем ей не говорили. Одни люди выходили, другие садились, скрипели тормоза, автобус вновь устремлялся вперед – к следующему пункту назначения. Остановки и движение, день и ночь напролет, непрерывный гул мотора. К моменту, когда поменялись водители, все пассажиры рядом были незнакомыми. И даже тогда она старалась запомнить лица всех людей рядом. На месте женщины, вязавшей крючком, теперь сидел коротко стриженный молодой человек с вещевым мешком цвета хаки. Когда этот, скорее всего, простой солдат или морской пехотинец достал из кармана телефон, сердце Беверли бешено заколотилось. Она натянула бейсболку пониже и уставилась в окно, размышляя о том, не работает ли этот молодой человек с Гэри и не докладывает ли он ему, что нашел их с сыном. Ведь возможности Министерства национальной безопасности безграничны.