– На человечинке отожрались, – пояснил Тук. – В Арманьяке. Там еды сейчас хватает.

– А какого… тогда их сюда принесло?

– Не знаю, монсьор. Скорее всего, охотиться на них стали. Твари эти в наших местах редкие; говорят, чаще всего они в горах встречаются. На границе с Арагоном и Наваррой. – Тук перевернул за лапу зверя. – Дозвольте, монсьор, я себе хвосты возьму. Шкуры у них сейчас негодные, а вот хвосты употребить можно.

– На шлем себе прицепишь? – догадался я.

– Ну да. Предки мои вообще черепа медвежьи и волчьи на шлемы крепили. Давно это, правда, было.

– Два – не годится. Или один, или три, – растолковал я шотландцу. – Один Франсуа отдай. Его заслуга в этом трофее тоже есть.

– И то дело. Малец-то духовитый нам попался. Как я вам и говорил. И не такой хлипкий, как казалось: вон как зверя знатно пыранул. Ничё… я его еще поднатаскаю.

– Не помешает, – согласился я. У меня родилось некоторое намерение в отношении мальчика. – Кстати, где он?

Франсуа сидел на корточках перед вторым зверем и осторожно трогал тушу кинжалом. Он уже успел умыться и теперь выглядел вполне пристойно. Правда, лицо имел бледное, как у ожившего мертвеца.

– Иди сюда, – подозвал я его.

– Да, ваша милость, – быстро подскочил ко мне мальчик.

– Ты молодец. Хорошо держался, – похлопал его по плечу.

– Это мой долг перед вами, ваша милость. Я старался, – вежливо склонил голову Франсуа.

– Впредь так и действуй, и моя милость не обойдет тебя. – Я выудил из кошеля серебряную монету и отдал пареньку: – Держи, купишь себе что-нибудь.

– Благодарю вас…

– Не благодари. Живо камизу себе застирай, а то пятна крови останутся. – Я ткнул пальцем в пятна на рубашке паренька.

– Потом… – Франсуа отшатнулся.

– Сейчас! – На самом деле я неспроста решил заставить Франсуа заняться стиркой. Закралось у меня легкое подозрение…

В общем, я было совсем уверился, что мой слуга – девчонка. Конечно, я привык видеть в современности инфантильную молодежь с полным отсутствием определяющих половых признаков. Но я сейчас не в современности… То есть в современности, да не той. В пятнадцатом веке метросексуалов не бывает.

– Завтрак готовить надо, я попозже… – попробовал отговориться Франсуа.

Девка! Сто процентов – девка. Пацан бы разоблачился без особого стеснения.

– Тук, иди сюда! – позвал я шотландца и, когда тот подошел, приказал: – Стяни с него камизу.

– Я сам! – Франсуа решительно вскочил и стал стягивать курточку. Затем вытащил из штанов камизу и тоже снял ее через голову.

Нет! Сисек нет. М-да… А я уже совсем утвердился в женской сути своего слуги. Худющий… кожа да кости… Но не беда. Кости есть, а мясо нарастет. Хотя что-то не мальчиковое в фигурке есть…

– Вы, ваша милость, думаете, что я девчонка! – с обидой выкрикнул Франсуа. И потянул завязку на штанах. – Могу и достоинство свое показать.

– Не надо. Достаточно. Я удовлетворен. Вперед, стираться!

Ограничимся уже увиденным: не девка! Однозначно. Конечно, отсутствие груди до конца ничего не проясняет. Бывали у меня в жизни случаи. Но! Парень разделся сам, а если бы он был девочкой, выполнить это – полный разрыв шаблона для целомудренного Средневековья.

Ладно… хватит экспериментов. Да и Тук совсем не одобряюще косится. Прикипел к парнишке. Хотя если он похож на его покойного брата, то и не удивительно.

– Монсьор… – укоризненно протянул шотландец, – да парень он. У меня глаз наметанный. Ни в жисть не спутаю. Просто он стыдливый. Говорил же – его в монастырь готовили…

– Все, не ной. Должен же был я как-то проверить. Закрыли тему. Завтракаем, собираемся – и в путь.

Позавтракали всухомятку хлебом и сыром, собрались и, не мешкая, выехали. Я намерился как можно быстрее попасть в Фуа. Там сейчас правила родная сестра Луи XI – Мадлен Французская. Вдова погибшего на турнире Гастона де Фуа. Конечно, формально правила не Мадлен, а ее шестилетний сын Франциск Феб, но именно при нем она и состояла регентшей. Или как тут говорили – региной.