Я останавливаюсь, когда анализирую все слова ликтора… всё, что он говорил и делал.

Патрик. Вот, что не могло никак совпасть к тому пазлу, который мне удалось собрать, касаемо вакцины. Я просто не так смотрела!

Накануне отъезда я заходила к брату и выяснила, что Патрик брал у него какие-то общие анализы, чему сразу не придала значения. После – его резкая и загадочная смерть. Почти сразу же слова Ашера о том, чтобы мы с братом уезжали из Анклава.

Я хватаюсь рукой за дерево, когда пытаюсь сделать вдох от осознания.

Мог… мог ли Патрик уже тогда узнать, что Тоби идеальный кандидат для новой программы по ликторам? Если да, то кому бы Патрик это рассказал в первую очередь? О’Нилу или… Ашеру. И ликтор убил его, решив скрыть это.

Но зачем?

Неужели, Ашеру… самому дьяволу стало жаль Тоби? Даже просто это предположение кажется абсурдным. Я вспоминаю всё то, что он делал. Как хотел свернуть мне шею. Как хотел бросить на верную смерть. Как собирался убить тогда в Грёзе, пока не узнал, что мы в одной команде. Как хладнокровно прострелил ногу Тоби. Как заставлял меня раздеваться. Как отправил в отключку одним ударом на несколько дней.

Нет. Подобный ему человек точно не мог внезапно проникнуться состраданием к кому-то. Но и явной цели, выгоды для него здесь не вижу. Скорее, я бы подумала, что Ашер рассказал О’Нилу о результатах анализов, если бы мужчина сам не провел тесты.

Ликтор ведет свою игру, которую мне не понять, да и уже это не так интересует, как спасение Тоби.

Я так и продолжаю стоять у ствола дерева, когда в голове рождается план.

Ашер, О’Нил, Сицилия… всем этим людям нужна была информация о том, где находится пробная вакцина. Именно поэтому им нужен Маршалл и флэш-карта, которой у парня уже и нет.

Теперь мне известно, где находится та самая вакцина. И что если мне удастся её достать? Я смогла бы обменять её на жизнь Тоби, на то, чтобы О’Нил отпустил его и при этом не убил нас. Звучит бредово? Возможно, но это то, что нужно всем. Даже если О’Нил откажется, то возможно… у меня бы получилось договориться с Ашером, чтобы он помог Тоби, а я бы ему отдала эту вакцину. Мне всё равно, что ликтор собирается с ней делать, мне важно лишь благополучие брата.

Да. Это неплохой план. Правда, для начала нужно её достать, после как-то доставить в Анклав и связаться с О’Нилом или Ашером… Насчет этого я подумаю позже.

Маршалл тоже предупреждал меня, чтобы я никому не доверяла. А я собиралась рассказать всё Зейну… Что было бы тогда? Вероятно, он тут же сообщил об этом О’Нилу и дальше меня пытали бы, пока не получили информацию о местонахождение сыворотки.

Сердце словно пронзает игла, когда я вновь вспоминаю о Зейне и его предательстве.

Я виню себя за наивность, за то, что позволила ему проникнуть в мою жизнь, в мое… сердце.

Боль разъедает меня изнутри, как кислота. Пытаюсь совладать с ней, делая медленные вдохи и продолжаю идти, не разбирая дороги.

Сначала отец, после мама, теперь Зейн… Почему каждый, кто становится важен для меня, по итогу предает? Чем дольше я копаюсь в мыслях, тем хуже становится.

Уже позже наступает лишь опустошение. Мои руки опущены, как и голова, и я даже не забочусь о тишине вокруг, продолжая идти по этому нескончаемому лесу.

Деревья высятся надо мной, словно безмолвные свидетели моей утраты.

Каждый шаг отзывается эхом в моей душе, напоминая о той пустоте, что разрастается внутри. Но я продолжаю идти, потому что остановиться – значит признать поражение.

Тишина вокруг становится оглушительной. Только мои шаги, да редкий треск сломанной ветки под ногой нарушают эту мертвую тишину. Я устала. Устала от боли, от потери, от этой бесконечной дороги.