Нюкер, между другими его странностями, очень боялся мышей. Раздобыв как-то от служителя мышь, я поместил ее в коробке под кафедрой и, когда Нюкер занял свое место, с помощью особого приспособления выпустил мышь на свободу… Нужно было видеть испуг учителя и радость нашу – кадет. Нюкер, сидя на стуле и со страхом подняв ноги, стал громко кричать: «Леви мишь, леви!.. Кто поймайт – 12 балль поставлю!» Весь класс со страшным шумом и гвалтом бросился в погоню за несчастною мышью. Я, конечно, первый овладел ею и, схватив за хвост, поднес трепетавшееся животное чуть не к самому носу Нюкера. «Вот она, господин учитель, вот – я поймал!..» – орал я на весь класс. «В окно ее, в окно!» – кричал Нюкер, отмахиваясь испуганно руками. Мышь стремительно полетела в окно, со словами: «Ишь шельма – вот тебе!» Все со смехом уселись по местам и успокоились, а довольный Нюкер с благодарностью поставил мне в журнал обещанные 12, хотя по его предмету я был форменный сапожник и вряд ли больше пяти мог бы получить за заданный урок. (Впрочем, 12 эти Нюкер не взял в расчет при выводе среднего балла за четверть, и я по-прежнему получил пятерку.)

С ним же я устроил еще одну штуку, хотя и довольно злостную. Дело в том, что Нюкер был большой франт и одевался всегда очень изящно. Входя в класс, он имел обыкновение бросать свою шляпу на подоконник. Пришла мне раз фантазия смазать этот подоконник керосином. Вошел в класс Нюкер, любезно раскланялся с нами и ловко швырнул свою шляпу на обычное место. Окно было отворено, шляпа скользнула и полетала на двор. Перепуганный Нюкер подскочил к окну, облокотился на него руками и грудью, чтобы посмотреть на место падения шляпы, – и моментально же отскочил: руки и чистая жилетка его были совершенно вымазаны керосином… В классе, разумеется, поднялся хохот.

– Чте это, чте? – совершенно растерялся Нюкер, растопырив руки и злобно смотря на нас.

– Это ламповщик, скотина, пролил керосин! – реву я с задней скамейки, громче всех заливаясь смехом.

– Ах он мошенник, подлец! – ругается Нюкер и просит нас спасти его шляпу.

Несколько человек стремглав, наперегонки, бросаются вниз выручать шляпу, и через минуту целый десяток рук приносит ее торжественно в класс. Нюкер ушел менять платье, урока не было, и мы провели время очень весело, прыгая через кафедру и столы.

Припоминая теперь все это, я, конечно, краснею за свое ужасное поведение и дикие выходки, но все-таки откровенно делюсь с читателем воспоминаниями о своем детстве.

Помню, сделал я еще такую штуку. Дело было в начале года – я кое-как перешел во 2-й класс. Кадеты 3-го класса не выучили заданного им трудного урока по французскому языку, и некоторые из них стали просить меня выручить их из беды. «Пожалуйста, Дукмасов, помоги! – просили они меня. – А то он единиц накрутит нам, а потом без отпуска и сиди». – «Извольте, могу, – согласился я, немало польщенный этою просьбой. – Я буду у вас за новичка… Только смотрите – не выдавать. А то хоть вы и третьеклассники, а за измену всех вас отдую…» Учитель был у них другой, не Нюкер, и, следовательно, меня не знал.

После звонка я уселся в 3-й класс, ближе к краю, чтобы, в случае опасности, можно было легче удрать.

Вошел учитель (не помню его фамилии, какой-то строгий и сердитый), выслушал рапорт дежурного кадета, сел на свое место, высморкался, осмотрелся и заметил мою, незнакомую ему, физиономию. «Это кто?» – ткнул он на меня пальцем. «Это новичок, господин учитель. Только сегодня поступил к нам…» – ответило разом несколько голосов. «А, прекрасно!.. Как фамилия?..» – обратился он ко мне. Я встал и смело соврал какую-то фамилию. Учитель аккуратно записал ее в свою книжку и стал меня подробно расспрашивать: откуда я, где воспитывался, кто мои родители и проч. Я врал, не заикаясь.